Скомкано. Непонятно и скомкано. Последние несколько дней друг от друга ничем не отличались и, будучи похожи словно братья-близнецы, сливались в одну сплошную серую массу, в которой разобраться не представлялось возможным. Или нет, скорее по-другому – просто не хотелось. Не хотелось, потому что отнимало бы слишком много сил, которые и так приходилось тратить в, казалось бы, неимоверных количествах. Ну и кто сказал, что после сдачи СОВ становится легче? Можно избавиться от ненужных предметов, появится целая  куча свободного времени… Как можно так бессовестно врать? Ладно, хорошо, может быть, у кого-то времени действительно было много, и этот кто-то вполне рационально распределил свои силы, но Вуд явно не вписывалась в эту группу. Она избавилась от нескольких предметов, но вместо них забила своё расписание дополнительными предметами, задумываясь уже сейчас о предстоящих экзаменах до которых, если быть откровенными, неплохо было бы сначала дожить. Слишком ответственная она была и слишком правильная, чтобы поступить иначе и это мешало ей. В школе вообще творилось что-то непонятое, и заглядывать хоть в сколько-нибудь отдалённое будущее было глупо и неправильно, но планы Агнес всё равно строила, отгоняя от себя нехорошие мысли, что все они могут рухнуть как карточный домик.
     «В конце концов, если я не сделаю перерыв прямо сейчас, то просто взорвусь, словно зелье в котле на прошлом уроке зельеварения. Это было отвратительно. Как можно было допустить такую глупую ошибку? По-хорошему больше, чем «Тролль» это не заслуживает», - подумала Вуд прежде, чем решительно покинула гостиную своего факультета. Она, в самом деле, всё ещё злилась на себя за ту ошибку, впрочем, как и за позапрошлую, и за позапозапрошлую тоже.  Кому понравится быть посмешищем? Тем более в той области, с которой собираешься связать свою жизнь? В такие моменты начинает казаться, что всё, что ты делаешь бесполезно и хочется всё бросить. Но, конечно, она не бросит, потому что привыкла доводить дело до конца и, всё то же: слишком правильная.
    Она бросила взгляд на часы и поняла, что придёт к выручай-комнате гораздо раньше положенного срока, но шаг даже не убавила и не воспользовалась самым длинным путём, чтобы хоть как-то скоротать время. Конечно, с одной стороны Агнес хотела, чтобы О’Рейли пришёл раньше назначенного времени, но с другой стороны и не хотела этого вовсе. Казалось бы, начнёшь разговор раньше, значит, раньше его и закончишь, только перед этим самым разговором стоило бы привести свои мысли в порядок настолько, насколько вообще это было возможно. Только как отделить зёрна от плевел Вуд, конечно, представляла себе мало.
     В коридоре восьмого этажа никого не было, что не могло не радовать. Не дай Мерлин, на горизонте покажется кто-то из знакомых, которым вдруг приспичит поговорить за жизнь. Ввязываться в дежурную беседу Вуд совсем не хотелось. Присев на корточки возле стены, противоположной выручай-комнате, Агнес откинулась на спину и прислонилась затылком к холодному камню. Взгляд упирался в стену, на которой должна была появляться дверь. Агнес смотрела на неё так пристально, словно это могло помочь ей попасть внутрь, хотя прекрасно осознавала, что это невозможно. Слишком часто она бывала у комнаты в гостях. Это вообще было одно из немногих мест в замке, где остаться одному можно было по-настоящему. В выручай-комнату можно было зайти, услышать, как за тобой закрывается дверь и создать себе иллюзию покоя и свободы, сделать вид хоть на какое-то время, что всё, что снаружи, тебя вообще никаким боком не касается и коснуться не может. Она помогала абстрагироваться, уходить в себя и закрываться, а именно это так нужно было Вуд время от времени. Выручай-комната была больше, чем просто секретом, и не только для неё одной.

Агнес поднялась на ноги, которые буквально онемели от долгого пребывания в неудобной позе. Ей понадобилось несколько секунд, прежде чем она смогла сделать пару шагов вперёд и при этом не чувствовать себя так, словно вместо ног у неё вата. Она пошла вслед за Брианом в класс, на который он указывал, и при этом не придала ни малейшего значения смене предполагаемого места дислокации. Ей было абсолютно всё равно, где разговоры разговаривать. В гостиной, в большом зале, в выручай-комнате, в пустом классе… Единственное, что её всегда волновало, это чтобы никто не совал свой длинный нос в чужие дела.
    Вуд зашла в класс и прикрыла за собой дверь. Она рассеянно огляделась, пытаясь вспомнить, какой предмет здесь преподавался, но так и не смогла этого сделать. Похоже, это была ещё одна комната, главная цель которой в Хогвартсе - просто быть.
- Всё в порядке, - коротко ответила она, не особо горя желанием развивать эту тему. Хотелось запихнуть всё, что осталось за дверьми класса в мусорный мешок и сбросить в маггловский мусоропровод. Быстро и просто. Всегда бы так было. Вуд попыталась стереть со своего лица это растерянное выражение и глубоко вздохнула.
- Ну, с чего-нибудь уж начни, тебе виднее, - хмыкнула она и прошла вглубь класса. Агнес села за одну из парт в среднем ряду и перевела взгляд на Бриана, следя за его движениями. Сквозила ли в них скованность, неуверенность или даже нервозность, она сказать не бралась, но то, что эта ситуация была из ряда вон, было фактом неоспоримым. Вуд ни единого разочка не могла припомнить, когда Бриан начинал серьёзные разговоры сам. Агнес бы скорее могла представить за серьёзным разговором несерьёзную Джи, чем друга. И это при том, что и та не была склонна на чём-то зацикливаться, по крайней мере, Вуд воочию свидетелем этой сцены не была. Вся эта сложившаяся ситуация, признаться, вгоняла её в ступор. Во всех фразах, смысл которых сводился к «Нам надо поговорить» Вуд не видела ровным счётом ничего хорошего. Нам. Надо. Поговорить. Без разницы, с какой интонацией говорят эти слова, не имеет значение и выражение лица, просто у этих слов есть особая магия: сразу понимаешь, что ничего хорошего впереди тебя не ждёт. Вот и у Агнес даже рука дрогнула во время их недавнего разговора, в результате чего её конспект оказался испорчен жирной чернильной кляксой. Только это её волновало всё меньше по сравнению с тем, что могло заставить О’Рейли вести себя так.   
    Ей не нравилось, когда от неё отворачивались. Не видя глаз, не можешь точно утверждать, врут тебе или нет. Вуд думала, что если уж на лицах у людей может и не всегда всё написано, то уж глаза врать не могут никогда. И точка. А сейчас от неё отвернулся самый близкий для неё человек и это ранило. От неё хотели что-то скрыть?
- Что? – переспросила она, не сразу переваривая полученную информацию. Нет, она всё поняла. Поняла прекрасно, и повторять ей было не надо. Вопрос вырвался автоматически, мозг как будто пытался выиграть время для обдумывания и осознания услышанного. Ему срочно требовалось понять, что это за информация и что с ней делать, но та была слишком неожиданной. Упорядочить её быстро и просто также как всю ту рутинную, с которой он сталкивался каждый день, оказалось невозможно. Она не укладывалась в голове. Не влезала в заданные рамки. Не хотела сворачиваться также легко, как сворачивается бумага, превращаясь в оригами.
    В комнате повисла тишина, вибрирующая, звенящая. Надо было что-то сказать. Вдохнуть поглубже, и найти какие-то правильные слова, которые обычно говорят в таких случаях. Но она не может. Эта одна единственная короткая фраза перевернула мир с ног на голову, ударила, словно хлыст и сил вдохнуть просто нет, потому что боишься боли. К этому чувству вообще можно привыкнуть? Что говорят в таких случаях те, кто постоянно видит смерть? «Мы сочувствуем вашей утрате»? Чётко, сухо, лаконично. Стараясь поддержать, но вместе с этим абстрагируясь от реальности, не давая затащить себя на самое дно горя. Вуд не знала, что говорят в таких случаях и как себя ведут. Вуд вообще никогда никого не теряла. Эти слова  что-то в ней надломили. Ей было грустно, внутри буквально съедало чувство животной тоски, а ещё скреблось и царапалось что-то непонятное, как будто лишнее здесь, совершенно неуместное. Обида. Эгоистичное чувство, отодвигающее на второй план эмоции, переживания и чувства остальных, выставляющее на первый план человека, остро её ощущающего. В душе был ворох из чувств, в голове ворох из мыслей, и всему этому было настолько тесно, что, казалось, она просто разлетится на мелкие осколки, как вдруг стало пусто. Словно как описанная встреча с дементором в учебнике по защите от тёмных искусств: всю радость выкачали. Вуд обняла себя руками.
- Ты пытался меня уберечь? Когда? Тогда, когда я в неведении металась по платформе и не знала, что с тобой? Или тогда, когда ты сказал, что случившееся с тобой это так, бред и ерунда, не заслуживающая того, чтобы на этом заостряли внимание? А сейчас что, всё разом стало не важным? И беречь меня уже не надо? Тогда в августе, когда твои… твои… - Агнес никак не могла заставить себя произнести слово «умер». Ей казалось, что если она произнесёт его вслух, значит, исправить будет уже ничего нельзя. Только исправлять было нечего и уже прошло приличное количество времени. Она сделала судорожный вздох, пытаясь успокоить свой дрожащий голос. – Когда с твоими родными всё это случилось, а вместе с ними и с тобой тоже.
    Она в ужасе запнулась, понимая, что говорит что-то не то, что слова вырываются быстрее, чем она успевает их контролировать.
- То есть я хочу сказать, когда тебе так невероятно повезло, и ты остался жив, думаешь, меня это встревожило меньше, чем новость о том, что случилось с твоей семьёй? Я понимаю и принимаю то, что ты не хотел говорить о том, о чём не мог, о том, что причиняет тебе боль, в конце концов, это только твоё дело, кому и что о твоей жизни знать, но для чего ты говоришь об этом сейчас? Сейчас это должно волновать меня меньше, чем тогда? Ты не врал, но в то же время ты и не договаривал, а это… Тоже ложь?
    Агнес зажмурилась. Она вообще не понимала, что происходит и для чего вообще судьба решила перетряхнуть её жизнь ещё раз. Снова. Возвращая опять в прошлое. Заставляя испытывать противное чувство дежавю.
- Невозможно уберечь человека от всего, понимаешь? Как я могу называться твоим другом, если не могу даже попытаться тебе помочь? Ты просто не даёшь мне это сделать. Если ты говоришь «А», то говори и «Б», в противном случае это выглядит как… Как предательство.

Нет противнее чувства для подростка, чем ощущать себя ребёнком. Хочется скорее вырасти, доказать себе и, по большей части, другим, что являешься самостоятельной личностью, а тебя раз за разом опускают с небес на бренную землю. Противно, когда взрослые постоянно напоминают, что ты всё ещё ребёнок, и ещё отвратительнее, если об этом невольно напоминают твои погодки. Случайно так, вскользь. И  это было обидно. Даже нет, не так. Это было чертовски обидно. Вуд смотрела на то, как по-доброму усмехается Бриан и понимающе качает головой, и от этого, показавшегося ей совершенно взрослым поведения, ей хотелось завыть. Она не знала, чего ждала после всего, что на него вылила. Она вообще ничего не ждала, потому что подумать даже не успела. Она просто сделала, а потом натолкнулась на последствие своего действия и теперь не знала, что с этим делать. Могло быть, конечно, что угодно: извинения, непонимание, обида, да даже и злость, но такого… Такого Агнес предположить не смогла бы, даже если бы у неё было время подумать. То ли Бриан сделал это специально, продумав, как лучше пресечь этот всплеск на корню, то ли ему банально не захотелось в это ввязываться. Как бы то ни было, сбить эту эмоциональную волну так же, как сбивают крупные волны волнорезы, ему удалось достаточно просто. Вуд вела себя в сложившейся ситуации как ребёнок, а О’Рейли как взрослый и было в этом что-то неправильное и нелогичное для них. В её поведении прослеживалось это детское, неконтролируемое желание выместить всё, что разрывает душу и при этом наплевать на последствия. Ей казалось, что только такими обидными хлёсткими словами можно выразить всё, что чувствуешь, хоть как-то уравновесить ситуацию. Только дальше слов она бы и не зашла. Просто не смогла бы. Это была бы слишком большая цена, а её она заплатить была не готова. Она бы, конечно, простила ему всё. Всё, что угодно, даже если бы ей было больнее раз в десять, чем сейчас. Может не сегодня, не завтра, но простила бы. Когда-то эмоции всё равно отпустят, сделавшись вдруг маленькими и совсем незначительными. Просто это всё тоже надо пережить. Маленькие дети же, сбрасывая с себя накопившиеся эмоции, затаённые глубоко внутри злость, страх и обиду в сердцах кричат: «Ненавижу! Ненавижу тебя!» и при этом крепко зажмуриваются, желая остановить слёзы, предательски скатывающиеся по лицу, а потом живут как-то дальше? На этом ведь всё, верно? Дети забывают, взрослые делают вид, что ничего не слышали. Только легче ли последним от этого? И легче ли Бриану, если он ведёт себя точно так же? Разве не наносили сказанные ею слова раны менее глубокие, чем если бы она сказала, что ненавидит? Разве всё это вообще было по отношению к нему сейчас честно? Аргумент у него был и достаточно весомый, но Вуд его проигнорировала, не пожелав принимать во внимание. Да, ей было больно и единственно верным показалось: "Если больно мне, значит так же больно будет и тебе". Детское поведение. Кто-то же должен оставаться чуточку умнее, правда?
   Вуд теперь уже было одновременно и стыдно за всё, что она только что наговорила и вместе с этим она совершенно не жалела о своих словах. Как будто она наконец-то дала сдачи в ответ на нанесённый ей удар. Или на удары, на множество их.Терпела терпела, а в один момент вдруг сорвалась и самое страшное, что была этим даже… довольна? Ей стало легче, но закрыть на всё глаза она ещё не могла. Его объятья казались ей совершенно неправильными, недостойной она себя считала их. Он и так проявил к ней терпение и какое-то даже благородство, так что такая нежность это уже чересчур. Агнес высвободилась и отодвинулась, но совсем недалеко.
- Что ты сказал? – переспросила она его уже во второй раз за их недолгий разговор. Да сколько можно уже? Один раз – случайность, два – совпадение, а три – закономерность? Отлично, Вуд, тебе осталось совсем немного, тенденция прослеживается достаточно явно. – Ты серьёзно? То есть в смысле я имею в виду, про что ты? Ты говоришь это как друг или… или ты не об этом?
    От посетившей её догадки во рту сразу пересохло. Сердце, до этого пусть и стучавшее быстро, но хотя бы ритмично, вдруг сбилось. Оно вначале замерло, а затем  и вовсе словно перевернулось в груди. Агнес застыла, на несколько секунд ей показалось, что сердце больше не забьётся. Она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть и так бы и сидела,  если бы возникшее так внезапно странное ощущение не исчезло столь же быстро, как и появилось.
- Не отвечай, - сказала она и подняла руку, будто пытаясь остановить происходящее, но разве теперь это вообще было возможно? Она попалась сама же в тот капкан, который расставила только что вроде бы с благими намерениями. «Сказал «А», говори и «Б», верно? Какая исключительная жизненная ирония», - подумала Вуд и уронила руку на стол. – Хотя это глупо, да? Трусливо и не достойно нашего факультета:, прятать голову в песок как страус или убегать от чего бы то ни было. А ещё это было бы лицемерно. С моей стороны. Получается вроде как честность превыше всего, но если сейчас эта честность что-то сломает, то лучше мы от неё избавимся.
   Она начала загибать пальцы на левой руке, проговаривая:
- Итак: глупо, трусливо и лицемерно. Не самый приятный набор выходит, да? Откровенно говоря, от этих качеств просто передёргивает. Больше не перебиваю
   На лице её застыло печальное смиренное выражение, словно она и так уже всё знала. Или просто напридумывала.

Сначала ей показалось, что это шутка. Может быть, её решили просто разыграть, и это всего навсего спланированный розыгрыш? Вуд пыталась найти хоть какое-то подтверждение этому, но не находила. Не было и намёка на этот дурацкий закадровый смех, который должен был показать, что сейчас настало время смеяться. Вся эта ситуация, всё, что говорил Бриан, было правдой, Агнес видела, что он не врёт, видела это по его глазам, по той серьёзности, с которой он все эти слова говорил. Это пугало её, ведь О’Рейли же почти не бывает серьёзным. Даже квиддичные матчи, к которым он подходил со всей скрупулёзностью, на которую только был способен, делали его совсем не таким. Вуд привыкла к его очаровательной улыбке, шуткам и вечному разгильдяйству, и видеть его таким, как сейчас, было даже страшно. И пусть Агнес в эту правду верить не хотелось от слова совсем, чем больше проходило времени, тем отчётливее она осознавала, что ей придётся в неё поверить. Только что ей делать со всем этим, она просто не знала. Произнесённый каких-то пару минут назад монолог разом отошёл на задний план, а в голове билось только эти две фразы «Я люблю тебя» и «Я говорю это в той мере, в которой не должен был это произносить». Что здесь было непонятного? Можно ещё переспросить десять раз, двадцать, хоть триста раз, но суть ведь от этого не поменяется. Всё в её жизни поменялось только что, перевернулось с ног на голову. И по сравнению с этим первое сентября, все переделки, в которые Бриан успел влипнуть за предыдущие пять лет в школе, всё это казалось пшиком. Там всё можно было исправить, там всех ждал хэппи энд, можно было на него хотя бы надеяться. В такой же радужной перспективе для произошедшего сегодня, Вуд уверена не была. Она устало потёрла глаза рукой, словно ощущая усталость от нового груза, свалившегося на неё. Ей определённо хотелось быть где-нибудь не здесь, и быть кем-нибудь другим. Пожалуй, это был единственный раз до сего момента, когда она захотела бы оказаться в чужой шкуре.
- Давно? – еле спросила она, посматривая на него с долей опаски. Вуд пыталась вспомнить хоть что-нибудь, позволяющее ей точно сказать, что в какой-то момент Бриан стал вести себя как-то по –другому, иначе. Она же его хорошо знала и должна была увидеть перемены. Порой она даже по какому-то огоньку в его глазах могла сказать, что он что-то задумал, или по едва заметной морщинке между бровями, что он чем-то не доволен, а сейчас… Сейчас ничего не всплывало в памяти и в помине. Она только думала, что хорошо его знала, но теперь её уверенность таяла, как снег на ладони. Если только вспомнить начало сентября, как она не заметила того, что его трагедия это не только его трагедия, то могла ли она сейчас так же утверждать, что хорошо его знает? Вряд ли. У неё больше не было на это права. Вуд не хотела верить в то, что О’Рейли был хорошим актёром, она верила в то, что это она плохой друг и плохой психолог.
   «Почему мне кажется, что я исчерпала собственный кредит доверия?», - подумала она с грустью.  – «Конечно, судьба любит пошутить, но, пожалуй, это была слишком жестокая шутка».
- Это было сложно, - утвердительно произнесла она, при этом слабо себе представляя, насколько. Она упёрлась взглядом в столешницу, рассматривая её излишне пристально. – И я ценю твою честность. Это было… очень благородно с твоей стороны, и на эти слова нужно было найти определённое мужество. Только я растерялась. Я не знаю, что мне делать с этим, Бриан. Всё только что изменилось, ты понимаешь?
   Она наконец оторвала свой взгляд от стола и посмотрела на О’Рейли печальными умоляющими глазами, будто он сейчас мог решить за неё, что делать. Но он не мог.

А Вуд не понимала этого вопроса. Не понимала и всё тут. Не понимала, как можно взять и выбросить прошлое, оперевшись только на настоящее, закрыть глаза, пренебречь такими вроде бы на первый взгляд мелкими деталями. Действительно, подумаешь, какая разница, сколько уже времени эта дружба больше и дружбой называться не в состоянии: полгода, год, как говорят ещё: «Ну, плюс-минус». Может быть, разницы для кого-то и правда не было. Для Бриана уж точно, раз он с лёгкостью уточнял, насколько всё это было важно, но для Агнес-то разница была колоссальная. Она считала, что корни всех проблем в прошлом и всегда копалась в нём, застревая, раз десять задавая себе вопрос: «Почему?» Она травила себе душу, раз за разом возвращаясь к одному и тому же вопросу и испытывая невероятное облегчение, когда находила, как ей казалось, что-нибудь, что всё объясняло. Она могла зациклиться надолго, слишком надолго, понимала даже, что так нельзя, но при этом всё равно возвращаясь к тому же. Ей было важно это, ей было нужно это: копаясь в прошлом, она пыталась упорядочить своё настоящее. Без прошлого она настоящего просто не видела, и, услышав вопрос, она не поняла его, не понимая вместе с этим и спрашивающего. Она думала, что эта её черта известна всем, кто её хорошо знал, но от Бриана это было слышать обиднее всего. Ей казалось, что он знал её лучше всех, даже лучше её самой порой, а тут вдруг столкнулась с таким, и да, она бы даже могла обидеться, будь она в другой ситуации. Будь они оба в другой ситуации, потому что на данный момент после всего услышанного, Агнес словно бы потеряла чувствительность к раздражителям. Всё внутри занимали разочарование, расстройство и даже страху нашлось место, но обиду эти чувства просто вытеснили. Агнес, в самом деле, не понимала, что ей со всем этим теперь делать. Прожив столько времени в «счастливом» неведении и будучи всегда сторонником правды, она ловила себя сейчас на мысли, что лучше бы она продолжала ничего не знать. Она бы продолжала так же сидеть рядом с Брианом за завтраком, исправлять его сочинения, ходить с ним в Хогсмид и, дурачась, объедаться в Сладком королевстве, а теперь она как будто разом всего этого лишилась, и она не представляла, как без всего этого ей жить. Она чувствовала эти огромные, тотальные перемены. Она как будто резко ослепла и перестала видеть мир вокруг, и с этим надо было что-то сделать, она не хотела остаться на всю жизнь «слепой».
   В чём О’Рейли был прав, так это в том, что ей надо было подумать. А зная её: очень много подумать. Знаете, всё-таки не каждый день теряешь лучших друзей, а в том, что она скорее потеряла сегодня, чем приобрела, Вуд была совершенно уверена. Это, пожалуй, было единственное, в чём она теперь вообще была сейчас. Её поставили перед фактом и единственное, что ей оставалось, это изменить своё отношение к ситуации, изменить которую она была не в состоянии. Но сказать было легче, чем сделать. Самое было не столько осознать всё, сколько принять и в самой себе разобраться, честно себе ответить, не отрицая уже и не увиливая, не оправдываясь, на вопрос, что сама она всё это время чувствовал. Не была ли она сама влюблена в своего «лучшего друга», не скрывала ли собственные чувства за масками дружеского участия, дружеской заботы, пожалуй, выходящей за рамки этой дружественности? Вот об этом Вуд надо было подумать в первую очередь, а честно сказать об этом ей хотелось думать в самую последнюю очередь. Она боялась своего ответа, её не устраивали они оба: ни «да», ни «нет». Ответить себе значило бы сделать выбор, а выбор это всегда ответственность и в данном случае выбор это не просто выбор мантии, в которой выйти на ужин. В таких ситуациях не бросаются словами и поспешными решениями. Что бы Вуд не чувствовала, как бы, может быть, ей не хотелось просто выйти из всей этой ситуации и чем быстрее, тем лучше, она знала, что этого не сделает. Она больше не могла оставаться просто другом, пусть даже и лучшим, этот мост уже сожгли, но просто так перечеркнуть всё крестом и покончить со всем одним махом она не могла. У неё бы просто не хватило на это духа. Не хватило бы, даже если она чувствовала себя так, словно её дом уничтожили, и она больше никогда не сможет туда вернуться. 
   Ответить ей на слова Бриана было нечем, даже мыслей никаких не было и единственное, что Агнес могла делать, это только кивнуть. В панике понимая, что она не может постоянно молчать, что от неё ждут ответа, она старательно пыталась придумать что-нибудь, но совершенно не могла сосредоточиться, поймав взгляд Бриана. Лучше бы она его не видела.  Она бы сделала всё, чтобы не видеть, если бы знала, что он может смотреть с такой тоской, совершенно ненаигранной и искренней.
- Пожалуйста, не смотри на меня так. Я не могу видеть тебя таким, это просто невозможно, - попросила она его и отвела взгляд, моргая, стараясь прогнать картинку из своего сознания, но понимая вместе с этим, что это вряд ли удастся ей. – Как я могу перестать, Бриан?
   Её голос стал громче, выдавая натянутые нервы, а взгляд переметнулся на О’Рейли.
- Ты в самом деле думаешь, что можно просто взять и выкинуть пять лет, даже больше пяти лет, которые мы знакомы и всё? Просто сделать вид, что друг друга не знаем, нам нет друг до друга дела. Ты бы смог? Я не знаю, может быть. Я уже вообще ничего ни о ком не знаю. Только я так не смогу. Несмотря на всё ты всё ещё остаёшься «моим» человеком и в этом всё дело. Абсурдная ситуация: я больше не могу сказать, что знаю тебя, но в то же время ты остаёшься человеком, к которому я больше всего привязана. Как совместить теперь это всё?
   Она только всплеснула руками, не в силах иначе показать насколько это всё её задевает. Голос повышать и брать трагические нотки Агнес просто не умела. «Но ты не скажешь, просто потому, что не знаешь».
- Я была слепой. И глухой. Я не замечала всего этого или просто не хотела замечать. Любопытно: это ты хороший актёр или это я забралась как черепаха под панцирь? Ответь, пожалуйста, честно. Я же тебя не жалела.
   «О да, более чем не жалела. И за это будет стыдно».

- Вот видишь, - произнесла Вуд, кивая в знак согласия. Ей нужно было, чтобы у неё и Бриана было что-то общее вот именно сейчас, что-то, с чем они оба были бы согласны. Хотя бы просто для того, чтобы не казаться такими далёкими. Не сказать, что всё стало сразу легко и просто, но уж точно стало лучше, чем было. В глубине души Вуд страшилась услышать ту же фразу, но только без частицы «не». Особенно учитывая вопрос «разве это важно» вероятность была, а когда вероятности считала Агнес, получалось как-то уж слишком безрадостно. «Разве это важно» вкупе с «Я бы смог» были бы очередным и слишком сильным ударом, и если и не смогли бы поставить точку, то могли, как минимум, попытаться это сделать. Вуд от того, что этого не случилось, испытывала огромное облегчение.
   Узнать друг друга снова идеей было вообще-то хорошей, и с ней Вуд тоже справедливо могла согласиться. На фоне сложившегося разговора, когда выболтали столько, сколько и не планировали, и узнали то, чего, возможно, не следовало узнавать вовсе, складывалось всё очень даже приемлемо. Бриан соглашался с её словами, а она с его. Это было как-то слишком обыденно, но потому и более ценно. – Может быть, у тебя найдётся пара-тройка идей? – усмехнувшись, спросила Вуд, сама слабо представляя, как это будет выглядеть. В голову с какой-то стати пришла мысль о дурацкой игре, называемой «Правда или действие». Эдакий изощрённый способ вывести человека на чистую воду, залезть в личное, почти интимное, хотя кто при этом мешал врать с серьёзным лицом? Совесть? Вряд ли в этой игре можно было оперировать этим понятием или чем-то около того. Это было не для неё совсем, Агнес была слишком честной для того, чтобы ввязываться в такие игры. По-любому оставалась бы в минусе.
   О'Рейли ведь практически никогда и не говорил такими длинными монологами, вот как сейчас, и Вуд было чему удивляться. За всё время, что они провели в классе, он сказал уже столько, сколько обычно говорила сама Агнес, кидаясь в рассуждения, раскладывая свои мысли по местам. Бриану, кстати, уже приходилось говорить одно и то же по второму, а то и по третьему кругу. Ему всегда было проще не болтать, а делать, но сейчас-то у него кроме как говорить и возможностей больше не было. Впрочем, Агнес это было на руку. Даже несмотря на повторы, запинки и некоторую разрозненность, голос Бриана всё так же Вуд успокаивал и ободрял. Она уже практически и смысл перестала вычленять из сказанного, зацепившись только за одну фразу, которая заставила уголки её губ подрагивать в попытке улыбнуться. Агнес правда прилагала все усилия к тому, чтобы не засмеяться, но это было в самом деле сложно, потому что представлять себе замеревшего и изнывающего от любовной тоски Бриана было невозможно. Эта картинка просто не вязалась с действительностью и была сама по себе абсурдна. Да, О’Рейли был страшным романтиком, да, просто обожал таскать девочкам цветы, да, вполне себе мог даже и стихов насочинять, но чтобы застыть в слепом и нелепом обожании… Не вязалось это с реальностью совершенно, но рассмеяться сейчас было бы действием, хуже которого и не придумаешь нарочно. Это выглядело бы так, словно она над ним издевается, и ей совершенно безразлично всё, что он так долго до неё пытался донести. Меньше всего нужно было сейчас пускать чёрную кошку, но от улыбки Вуд удержаться не смогла.
- Ты удивительно умеешь разряжать атмосферу, находить нужные и правильные слова, – Агнес восхищалась этим умением, много раз хотела, чтобы у неё получалось всё так же легко, но, видимо, это был врождённый талант, которого она была лишена напрочь. – Нет, не надо. Ты всё сделал правильно, к чему бы в итоге это всё не привело. Лучше правда. Какая угодно правда, чем мелкие недомолвки, вырастающие потом в глобальную катастрофу. Не делай так больше. Не скрывай ничего, ладно?
   «Потому что в противном случае всё будет куда хуже», - подумала Агнес. Ей казалось, что чего-то хоть на йоту похожего она ещё раз просто не выдержит. Она ещё из этой ситуации не выпуталась, и когда выпутается – большой вопрос.
- Мне нужно время – в этом ты прав. Только я не знаю сколько, и в этом вся загвоздка, - закончила она и покачала головой.

Сгенерировать какую-нибудь сумасшедшую или не очень идею было для Бриана что плюнуть раз, что он в очередной раз и доказал, нисколько при этом не колеблясь. И откуда только в его голову приходили все эти мысли: весёлые, необычные, порой даже и глупые, совсем ребяческие что, впрочем, нисколько Бриана не портило? Вуд бы даже предположить не рискнула, что за идея пришла в голову О’Рейли, но того, что он предложит ей спеть не ожидала совсем, и это выбило её из колеи (хотя вряд ли Агнес могла уже после всего случившегося вернуться хоть в какую-то). Она уставилась на Бриана недоверчивым и непонимающим взглядом, словно пытаясь понять, насколько он серьёзен в этот момент. Судя по всему, он считал эту идею отличной, но это было прямо противоположно тому, что думала Вуд. И не в том было дело, что она не любила петь. Она любила. И это занятие помогало ей отвлекаться, не обращать внимания на кого бы то ни было, придавало уверенности в себе, которой ей частенько так недоставало. Вуд не просто любила петь, не просто хорошо умела это делать, она осознавала последнее и осознавала это очень хорошо, и именно в этом и заключалась вся суть. Но сейчас… Сейчас она могла бы назвать целую кучу причин, почему скорее «нет», чем «да», но самая весомая из них звучала бы очень просто, сухо и лаконично: не время и не место. Агнес бы не смогла сейчас раствориться в рифмованных строках, отдавать музыке всю себя, как делала это постоянно, и из этого по определению не могло бы выйти ничего хорошего. Музыка – это творчество, для творчества нужно вдохновение, а какое уж тут вдохновение, когда паровоз твоей жизни сошёл с рельсов и вместо того, чтобы нестись по намеченному маршруту, кубарем покатился вниз? Но что бы Вуд об этом внутри себя не думала, как бы она не считала, она всё равно не могла думать только о себе. Она и так сегодня сказала и сделала слишком много из того, за что ей было неприятно и ответить Бриану сейчас отказом просто так, без действительно веской причины было бы очень грубо и некрасиво. Агнес отчаянно пыталась придумать оправдание, но не находила его, и это было заметно по беспокойству в её глазах и по тому, какой нервный взгляд она бросила на часы на своём запястье. Стрелки показывали без двадцати восемь. Для отбоя уж точно рановато, а вот для ужина, который в Большом зале подходил к концу, было самое время, и он стал для Вуд эдакой соломинкой, за которую она зацепилась в попытке сгладить возникшую ситуацию. Может быть, это была и не очень хорошая идея, но ведь из двух человек, находящихся в комнате, за гениальные идеи полагалось отвечать не ей.
- Что, прямо сейчас? Может быть не сегодня? – скорее промямлила она неуверенно, нежели сказала. – Уже всё-таки слишком много времени, и мы можем опоздать на ужин… Ты разве не голодный?
   Лично вот Вуд голодной не была совсем из-за пережитого только что стресса. Какая уж тут еда, но она ведь считала, что этот предлог – единственно логичный, и ей кровь из носа надо им воспользоваться. То, что ей придётся уныло ковыряться вилкой в тарелке и делать вид, что она ест и голодна, как волк, будет для неё едва ли не тяжелейшим испытанием, но иного выхода она не видела.
- Идём?