Ясный солнечный свет спокойно проникал сквозь чистые стёкла кабинетных окон, но не давал ощущение тепла. Хотя настоящие морозы ещё не ударили, улица за окном выглядела холодной и неуютной. Впрочем, кабинеты немногим отличались в лучшую сторону. Несмотря на то, что все камины в старом замке исправно топились, Малфой ощущал холод, а заклятья, которые обычно эффективно с ним справлялись, не помогали. Холод преследовал Малфоя, он просочился в его кости и в любой момент мог пройти по коже волной ледяных мурашек. Он был везде: в бесконечных школьных коридорах, в освещённом огнями тысяч свечей Большом Зале, в гостиной Слизерина, никогда ещё не казавшейся такой неуютной и тёмной, в его собственной спальне, под нагретым домашними эльфами одеялом. В каждом закутке этого замка таились холод и мрак.
Скорпиусу не было страшно. Весь лимит собственного страха он исчерпал в том коридоре. Когда свет перед его глазами рассеялся и юноша увидел, что твари исчезли, страх будто бы покинул его. Скорпиус сразу же нашёл Гвен и удостоверился, что она не пострадала. К тому времени, пришедшие в себя преподаватели взялись развести учеников по гостиным факультетов. Мисс Раду вместе с теми, на кого воздействие тварей оказалось слишком сильным, чтобы его можно было проигнорировать, сопроводили в лазарет. Скорпиус прошёл вместе с ними. Ему хотелось убедиться, что с практиканткой чар всё в порядке, но, в конечном итоге, он так ничего толком не выяснил.
Взяв в лазарете несколько бутылочек с успокаивающим зельем, Скорпиус раздал их старостам на тот случай, если среди тех, кто побывал в коридоре, случиться запоздалый приступ паники или бессонницы. При встрече с Доминикой он коротко рассказал о происшествии и проинструктировал её на случай, если нечто подобное произойдёт с ней. Теперь уже было однозначно известно, что Хэллоуин — не единственное время, когда может появиться девочка, а, значит, риску подвергались все, и скрывать что-либо даже под самым благовидным предлогом было не просто нецелесообразно, но и преступно. Тем не менее, Скорпиус не вывалил на Доминику всё: весь пережитый им ужас, всю кошмарность этих созданий, свой гнев на замявшихся, нерасторопных, откровенно глупых участников семинара и подоспевших спасателей. Он просто не смог пока поделиться своими переживаниями и ограничился только голыми фактами.
Вернувшись в гостиную, куда подали какао, Скорпиус довольно вяло отвечал на возникающие у друзей вопросы, и, когда все разошлись, ещё долго сидел сперва у камина, а потом перебравшись на подводный балкон. Ему совсем не хотелось спать. Мысли переполняли его голову, то возвращаясь к событиям Хэллоуина, то к мисс Раду, то к семинару. Несколько раз он даже порывался снова подняться в лазарет, но понимал тщетность таких порывов. Ученикам сказали оставаться в гостиных. Вряд ли, как считал Скорпиус, это могло их уберечь, но спорить со взрослыми, пытающимися восстановить иллюзию порядка, наверное, не стоило, и юноша ждал утра.
В итоге, Скорпиус одним из первых спустился на завтрак. Он ожидал, что будет какое-то объявление: сообщение о случившемся, принятые меры или даже объяснения, но ничего толком студентам так и не сказали. Старосты, к слову, узнали немногим более, и подобной информации Малфою было явно недостаточно. Единственное, что его порадовало, это сообщение о том, что мисс Раду оказалась достаточно здорова, чтобы покинуть лазарет. Поговорить с ней с утра ему не удалось, и он с нетерпением ждал вечера.
Весь день тянулся вялой рутиной, удивляющей Скорпиуса сильнее, чем если бы в школе случилась паника. Он вряд ли бы проникся особым уважением к дирекции школы, внезапно устроившей эвакуацию, но подобное молчание и показное спокойствие казались ему не менее преступными. Юноша едва высидел все уроки и сразу, после звонка, принялся собирать свои вещи.
— Мисс Раду, — Скорпиус догнал девушку в коридоре. — Вы сейчас заняты? Не могли бы вы уделить мне немного вашего внимания?

Скорпиус согласился прогуляться. Более того, он даже удивился, как ему самому раньше не пришла в голову эта идея! В замке он не чувствовал себя в безопасности, если девочка и тварь могут спокойно бродить по коридорам, ничего не мешает им зайти в гостиную или спальню. Скорпиус старался не думать о таком, подобная мысль была опасна, от неё до откровенной паники оставался всего лишь один маленький шаг.
— Нормально, — Малфой пожал плечами. — Вы знаете, со мной нечто подобное происходит не в первый раз. Правда, тогда не было этого чёрного волка... или пса? — он на минутку задумался, как будто само определение вида этого создания дало бы какие-то ответы. Конечно, Скорпиус не думал, что это так. Честно говоря, об этом существе он вообще мало думал. Не всё ли равно, сколько таких тварей бродит по замку, если и одной достаточно, чтобы навести ужас? К тому же, по сравнению с маленькой девочкой, тёмная псина казалась  почти естественной, почти нормальной, убиваемой.
Как он и думал, на улице оказалось довольно холодно, хотя и недостаточно, чтобы пошёл снег или по-настоящему замерзло озеро. Так как осадков давно не было, территория замка представляла собой довольно унылый, но сухой пейзаж. Юноша поправил тёплую мантию и поёжился, но всё же ощутил себя свободнее. Несмотря на надвигающийся вечер, холодный ветер и низкие температуры, ему стало по-настоящему легче. Как-то само вышло, что в своей прогулке они направились прямиком к озеру. Скорпиуса это вполне устраивало. Ему бы не хотелось, чтобы кто-нибудь вольно или невольно подслушал их разговор. К тому же привычный пейзаж успокаивал. Самое страшное, что таилось под этой гладью, было гигантским кальмаром. И, насколько Скорпиус помнил, эта тварь не имела привычки нападать на людей.
«Может, придумать повод и съездить домой?»
Малфою никогда не мешал естественный полумрак гостиной Слизерина, не мешал ему и холод, который царил в подземелье, но после происшествия обычная уверенность, которую юноша ощущал на своей территории, неожиданно покинула его. Он не боялся в привычном смысле этого слова. Скорее всего, он был на грани, и только небольшого толчка не хватало, чтобы Малфой впал в панику или гнев. Гнев являлся не менее естественной реакцией на ужас, чем паника. Гнев на девочку, на дирекцию школы, которая ничего не делала, на преподавателей, у которых ничего не получалось, на Варвару, что-то явно утаивающую, и, в конце концов, на себя.
— Я никогда не считал патронус таким уж полезным заклинанием. В конце концов, дементоры встречаются не очень часто. Удивительно, что мысль о патронусе посетила именно меня, и ещё более удивительно, что, несмотря на его эффективность, никто не воспользовался им, — Скорпиус нахмурился и крепче сжал зубы. Он определённо говорил что-то не то. Если быть точнее, он готов был проговорить всё, что произошло тогда в коридоре, начиная от момента появления тёмной силы. Самое смешное, что больше всего его злило не само даже явление, а бездействие, слабоволие, вялость окружающих.
«Этот пёс выл», — вспомнил Скорпиус, но почему-то ему казалось, что даже без пса большая часть застрявших в коридоре волшебников вела бы себя также: застыла и мечтала бы, чтобы их спасли.
— После первого раза, когда ничего не произошло, я тешил себя надеждой, что девочка появляется только на Хэллоуин. Может быть, нам просто не повезло оказаться в том коридоре в какое-то определённое время. Я много думал об этом, и почти убедил себя, — Скорпиус снова оборвал себя. Возможно, об этом и стоило поговорить, но не сейчас.
— Вчерашняя встреча для вас ведь тоже не была первой, — произнёс юноша, даже не пытаясь вплести вопросительные интонации в своё утверждение. — Вы знали её, вы её боялись, вы знали, что она появится. Откуда? Не только ведь из-за моего рассказа.

С самого начала слова мисс Раду насторожили Малфоя. Его не должно было что-то затронуть. А кого-то должно? Кто-то его защитил? И сделал это, ничего не сказав?! Скорпиусу подобный расклад определенно не мог понравиться. Конечно, он ценил собственную безопасность превыше всего, но жертвенность, тем более, тайная не вызывала в нём ни слепой благодарности, ни доверия. Ему не нравилось не понимать все риски, подвергать близких и дорогих ему людей угрозе и даже не догадываться об этом!
«Надеюсь, я не прав», — подумал юноша, с силой сжав челюсти, чтобы не возмутиться в голос. Он уже догадывался, что происшествие с мисс Раду, её слабость и бледность — его ошибка. Уже почти осознал это, но всё ещё не готов был смириться.
— Волк, так волк, — согласился юноша, небрежно пожав плечами. Существо, действительно, было похоже на голодного волка-людоеда. Скорпиус хорошо помнил его тело, словно сотканное из тьмы, глаза и пасть. Он не был уверен, что видел её — красную, клыкастую, бездомную пасть зверя, — но прекрасно представлял себе, какой она должна быть. От этих воспоминаний его вновь пробирал озноб и в ушах звучал отдалённый вой. Пожалуй, это раздражало Малфоя сильнее всего. Ему не нравилось слышать то, чего нет.
— Нет, я немного о другом... — Скорпиус вздрогнул и неожиданно для себя смутился. Он понимал и был готов к тому, что практика тёмной магии оставит свой след и, рано или поздно, лишит его возможности использовать некоторые чары. Вместе с тем, юноша понимал и то, что, на данный момент, он подступил к краю, но ещё не пересёк черту. Его удивило не то, что заклинание сработало, хотя и не в полную силу. Его удивило, что никому, не пришло в голову воспользоваться данными чарами или хотя бы повторить удачный опыт. Это же так естественно в подобной ситуации использовать положительный результат, а не выдумывать что-то своё!
— Но да, ведома, — более уверенно произнёс юноша и улыбнулся. Его позабавило серьёзная пафосность этого слова, сочетающаяся с почти неуловимой робостью. — Тогда я думал о Доминике, и это сработало. Я почти готов поверить, что она сама каким-то непостижимым образом использовала чару и защитила нас. Вой, общая паника, та девочка — может быть, никто другой просто не смог повторить, — Скорпиус усмехнулся, раньше он не был склонен нести романтичные бредни, но, похоже, это заразно. Любовная лихорадка Ноттов, собственные чувства и, наконец, Доминика окончательно размягчили его. Впрочем, может быть, что он просто ищет успокоения в светлых мыслях.
«Надо будет сказать Доминике о том, что она меня спасла», — подумал Скорпиус, представляя реакцию девушки: беспокойство, смущение и проступающая через них радость. Стоило ему начать говорить, стоило немного признаться, и стена молчания рухнула. Чем бы ни кончилась эта неспешная прогулка, она уже помогла.
— Вы не должны были скрывать от меня, Варвара, — тихо произнёс Малфой. Он хотел разозлиться, но беспокойство оказалось сильнее. — Мне не стоило вас впутывать в это дело, но вы, тем более, не должны были молчать, — он хмуро вглядывался в гладь озера, пытаясь осознать сказанное. Девочка снова играла. Как и с ними, в иллюзии. И снова кому-то достался её подарок.
— Честно говоря, не думаю, что кто-либо в школе может считать себя не впутанным в эту историю. Я надеялся, что девочка исчезла после Хэллойна, но, видимо, что-то позволяет ей здесь находиться. Как вы думаете, её кто-то привёз с собой? Я уверен, что раньше ничего такого в Хогвартсе не было... И что вы говорили про свою бабушку? В тот раз ранило Мишеля, теперь вас... Вам не кажется, что ей нравятся некромаги? — Скорпиус, скорее, пытался пошутить, чем был серьёзен, но, задав вопрос, не мог не задуматься: два некромага в Хогвартсе и оба пострадали от одной твари.

— Вы косвенно ответили на мой вопрос, — улыбнулся Скорпиус. — Несмотря на то, что я способен сотворить эту чару, материального патронуса у меня нет. Меня никогда это особо не печалило, хотя, признаться, после происшествия я чувствую... лёгкое разочарование. Неужели у тех, кто практикует тёмную магию, нет защитных или атакующих чар аналогичного действия? Впрочем, я снова отвлёкся, — юноша выдохнул, собираясь с мыслями. Бессонная ночь давала о себе знать отсутствием должной сосредоточенности. Эта манеру говорить сразу обо всё тоже можно было отнести к внезапной бессоннице. Он устал, у него уже начинала болеть голова, а в глазах была неприятная сухость, но прохладный и влажный воздух быстро наступающего вечера действовал умиротворяющим образом. Скорпиус даже подумал, что ему бы хотелось, чтобы выпал снег.
— Среди тех, кто ходит на семинар, немало учеников, способных сотворить материального патронуса. Меня не удивило, что они не смогли этого сделать, меня удивило, что никто даже не попытался! Все и учителя, и ученики, в большинстве своём, просто стояли, поддавались паники или делали что-то совершенно бессмысленное. Это было ужасно! — в конечном итоге, под руководством профессора Катца, удалось разогнать этих... существ? Созданий? Но Скорпиус был уверен, что они до сих пор не уничтожены и вновь могут появиться где-то в коридоре, в уборной, в гостиной, в спальне. Едкость подобных рассуждений даже не пугала, но спокойствия точно не добавляла. Вдруг они так и делают? Вдруг они появляются в спальне, в гостиной, в уборной, в коридоре и только ждут удобного момента?!
— Я не буду спорить с вами, — произнёс юноша. В действительности, со своей официально взрослой и всё же недостаточно солидной позиции он не мог настаивать на правоте, не мог говорить о том, что поведение мисс Раду, в какой-то мере, было именно безответственно. В конце концов, эта девочка всё это время находилась в школе. Что мешало ей повлиять на Скорпиуса или на любого другого ученика, в то время как Варвара мужественно переносила свои мучения? Конечно, Скорпиуса в основном волновал этот вопрос со своей эгоистичной точки зрения, но и разумные доводы он мог бы привести. Мог, но не стал — подобный спор мог вызвать только негативные эмоции, а их было уже достаточно. К тому же у них и без уже бессмысленных разборок находились темы для разговора.
— Артефакт, — задумчиво повторил Скорпиус. Артефакт с тёмной силой, появившийся в тот же год, когда в школе Хогвартс была открыта программа по обмену. Случайность? После обвинений Мишеля в убийстве профессора юноша готов был ожидать подобной подставы со стороны официальных (или почти официальных) лиц, однако происшествия с девочкой удавалось заминать всё это время. Если бы кто-то пытался подставить школу, подсунув в неё данное существо, об этом уже писалось бы во всех газетах.
«Кстати, директору неплохо удаётся скрывать то, что происходит в школе. Даже слишком неплохо», — Скорпиус прикусил губу. Ему давно хотелось поговорить с директором, но он постоянно откладывал это желание под почти детскими предлогами. С этим нужно было что-то решать.
— Значит, пока ничего точно вы не знаете. Вы расскажите мне, сразу как узнаете? Когда вы поедете? — Скорпиус въедливо посмотрел на девушку. Он не представлял, насколько ужасной может быть встреча с девочкой один на один, но, выслушав Варвару, нашёл в этой встрече повод для воодушевления. Девочка до сих пор не убивала и у мистера Раду есть основания думать, что он знает, с чем они имеют дело. Скорпиус слабо представлял себе отношения в семье Раду, но разве, если бы риск для Варвары был бы слишком велик, он не приехал бы сюда сам или не рассказал бы обо всё в письме?
«Время есть», — решил Малфой и всё же продолжал всматриваться в лицо девушки, разрумянившееся на уличном холоде.
— Этот корсет, оставленный вам в подарок от девочки... насколько он опасен? Зачем она вообще его одела на вас? Вы представляете, как можно его снять? — спросил Малфой. Поколебавшись, он добавил ещё один вопрос. — Я могу чем-нибудь вам помочь? — его колебания не были связаны с сомнением за свою безопасность. Даже если бы он не чувствовал в себе готовности рискнуть ради мисс Раду, то едва ли мог бы считать школу безопасным местом. Особой разницы между тем, вмешивается ли он в какие-то дела или просто пытается учиться, Малфой не видел. Неприятность может произойти в любом случае, но хотя бы он будет занят делом. Другой вопрос, что Скорпиус сомневался, захочет ли мисс Раду его помощи.

«Есть сила», — мысленно повторил Малфой, и тут же страстно захотел обладать такой силой. Собственные слабость и беспомощность злили. Он ничего не мог сделать. Впрочем, его «ничего» было несравненно большим, чем у некоторых участников семинара, и, в любом случае, он, по крайней мере, не мешал.
— Меня, честно говоря, больше волнует бездействие моего профессора, чем действия Коэна, — к декану Хаффлпаффа юноша относился довольно ровно — без особой любви, но с уважением. Он был хорошим профессором и удобным преподавателем. Его уроки воспринимались легко, его самолюбие практически никого не задевало, и, если подвести общий итог, профессор Коэн был вполне приятным человеком. Однако Малфой предпочёл бы видеть эффективные действия со стороны Блишвика. В конце концов, у него была факультетская гордость, и она оказалась сильно задета. Блишвик никогда особо не помогал своим студентам, следовал странному чувству справедливости и был для Малфоя абсолютно бесполезен. После рассказов отца о профессоре Снейпе, Скорпиус был разочарован, и это разочарование росло с каждым годом.
— Что касается Крама, то он просто идиот, — удивительно ровно, успокаивая, произнёс юноша. Он, пожалуй, был близок к тому, чтобы возненавидеть этого парня. Крам бесил его при каждой встрече настолько, что Скорпиус буквально мечтал по-настоящему спровоцировать его до дуэли или банальной драки, сводящейся к обмену заклинаниями. — Мне очень хотелось его оглушить, но он как почувствовал моё желание и не дал мне повода, — Малфой по-мальчишески хмыкнул. Даже столкновение двух тёмных сил не приуменьшило его желания хоть как-то досадить этому наглому болгарину, задеть его, поставить на место, проклясть.
— Вы бы слышали его рассуждения о справедливости. Он собирается стать аврором и убивать без суда и следствия. Самовлюблённая мразь. Он даже грозил мне. Вы можете в это поверить?! Грозил, что в случае, если мы окажемся по разные стороны баррикад, он убьёт меня. Смешно, — Скорпиус пожал плечами. Если они окажутся по разные стороны баррикад, от Крама с его фокусами мокрого места не останется. В этом Малфой был уверен. Этот мальчика был слишком самоуверен и глуп. — У меня вообще не укладывается в голове, как можно одновременно хвалится своими познаниями в тёмных искусствах, и говорить о справедливости убивающего мракоборца?! Мне кажется, у него что-то не в порядке с головой.
У Скорпиуса было слишком много дел, чтобы по-настоящему увлечься собственной ненавистью к болгарину. Странная девочка и Мишель захватили всё его внимание. Пожалуй, это было к добру, и всё же в более мирное время, когда девочка оставит их школу, а Мишель, наоборот, вернётся, Скорпиус приложит усилия, чтобы избавится от присутствия этого мальчики в его школе или, по крайней мере, сделает его наименее выносимым.
— Хорошо. Я буду ждать, — произнёс Малфой. Хорошего, откровенно говоря, было мало, но приходилось довольствоваться тем, что есть. По крайней мере, Варвара в мирное время может дышать и вскоре у них может появиться информация, а вместе с ней и способ борьбы. Малфой был уверен, что со всем можно бороться, нужно всего лишь знать, как. — Начинать думать никогда не рано, Варвара, — Скорпиус беззаботно улыбнулся. Конечно, от большого количества размышлений о событиях, на которые невозможно повлиять, не всегда становилось хорошо, но иногда такие размышления приносили практическую пользу. Иногда именно за счёт таких рассуждений удавалось что-то предусмотреть.
— А что сказала директор по поводу… вашей ситуации? Она что-нибудь знает об артефакте? Как она вообще относится к тому, что по школе бродит тёмная сила и творит то, что ей вздумается?! — Скорпиус не смог полноценно скрытии накатившее раздражение, оказавшееся сильнее, чем в случае с Крамом. Болгарин был глупым мальчишкой, но директор школы должны понимать, что делает, и нести ответственность за каждого ученика. Скорпиус не чувствовал уверенности, что возможные причины подобного поведения были как-то соотносимы с рисками. — И это волк… Он ж никак не связан с девочкой?

Скорпиус выслушал, слегка склонив голову набок, и улыбнулся, когда мисс Раду договорила. Её слова не задели его даже при том, что она очевидно пренебрегала его чувствами. Скорпиус научился понимать, что делала это мисс Раду ненамеренно. Она просто не приучена замечать что-то подобное. Встретить человека ещё более чёрствого к чувствам окружающих было почему-то приятно. Ещё приятней было считать этого человека своим другом. Скорпиус считал. Он был недоверчивым, резким и раздражительным, но Варвара ничем и никому его не выдала, она помогала ему и рассказывала то, что считала нужным, а это уже было большим, чем делали все остальные. Очень многие даже самые близкие ему люди постоянно от него что-то скрывали. Иногда Малфой за это их искренне ненавидел.
— У меня то же самое с профессором Блишвиком, — тихо произнёс юноша. — Он позорит честь моего факультета. Чтобы не думали все остальные, у нас есть честь и есть гордость. Более того, у нас, слизеринцев, и того, и другого, пожалуй, даже больше чем нужно. Возможно, мы смотрим на эти вопросы иначе, но, тем не менее, — он оборвал свой монолог, посчитав, что сказал достаточно. Продолжи Скорпиус, и создалось бы впечатление, что он оправдываться. Оправдываться юноша не хотел, искренне полагая, что ему не за что.
— Жаль, — проронил Малфой и нахмурился. Надежда на то, что Варвара, если бы что-то, на самом деле, знала, поделилась бы с ним, была, но её также держали в информационном вакууме. У Блишвика спрашивать было бесполезно, у остальных деканов — тем более. Скорпиус хотел выругаться вслух, высказав своё нелестное мнение о директоре, но сдержался. Ему показалось, что мисс Раду испытывает к профессору МакГонагалл более тёплые чувства, и не хотелось вдруг услышать выговор.
— Значит, придётся ждать, — он закусил губу. Только, чего именно? Реальных жертв? Если директор что-то делает ради того, чтобы в лучшую сторону изменить ситуацию в школе, почему это незаметно? Почему им приходится самим додумывать, что у неё много дел, что число её проблем превышает то, о которых известно, что случившееся — лишь малое зло по сравнению с тем, что могло произойти. Оправдания придумать было можно. Малфой примерно представлял, сколько проблем у директора целой школы, но оправдывать других любил ещё меньше, чем себя самого. Единственное, что его сдерживало от желания скандалить вслух — отсутствие альтернативы. Если до министерства дойдут слухи и происходящем в школе ужасе, если там решать сменить им директора, не приведёт ли это к новым проблемам? Скорпиус так и не понял, как ему следует относиться к аресту Мишеля, но от министерства в целом ждал ещё менее адекватных решений, чем от МакГонагалл, чья жизнь была связана со школой на протяжении многих лет.
«Значит, придётся ждать», — повторил про себя Малфой, окончательно примиряясь с этой мыслью. И тут же вздрогнул, нахмурился и внимательно посмотрел в лицо Варвары.
— Вы думаете, профессор Бёрне как-то с этим связан?! — более резко, чем следовало, произнёс он. Скорпиус не знал, чего ему больше хотелось — возмутиться или обрадоваться возможности обвинить профессора ещё в чём-то. Пожалуй, с одинаковой силой хотелось и того, и другого. Тот факт, что Бёрне, наплевав на свои обязанности, бросил школу, бросил их клуб, бросил, в конце концов, организацию и уехал — был неприятен, но бегство, связанное с тёмной силой, казалось откровенно низким. Малфой сморщился и передёрнул плечами. Как же он ненавидел профессора! Не стоило о нём вспоминать, от этих мыслей становилось только гаже.
— Я попробую узнать, - не слишком уверенным тоном произнёс юноша. — Пожалуй, я знаю, кого можно расспросить. Возможно, удастся что-нибудь выяснить о природе этой твари. Честно говоря, я вижу в нём наименьшую проблему. Вы правы: он слабее и примитивней. И, кажется, не слишком ладит с девочкой. Возможно, она выступает своего рода защитой, — от этой мысли юноша усмехнулся. Мысль казалась забавной и пугающей одновременно. — И про Бёрне, возможно, смогу что-нибудь выяснить. Мой отец был дружен с ним. Если они поддерживают какую-то переписку, возможно, удастся задать вопрос… Однако, ответа я бы не ждал.

Скорпиусу оставалось только согласиться. С простотой Варвариного довода было сложно спорить, да ему и не хотелось вовсе. Зато мысли о конце года невольно доводили его до экзаменов, к которым Скорпиус ещё не готовился. В целом, учился он по-прежнему хорошо и мог рассчитывать на соответствующие оценки, но в планах Скорпиуса были «Превосходно» по всем выбранным предметам, а это требовало определённых усилий с его стороны, внимания и, наконец, времени, которое он постоянно тратил на что-то другое.
— Да, — согласился юноша и в этом. — Давайте не будем.
Совпадение было странным... Может быть, Бёрне как-то сдерживал тварь или нечаянно упустил её? Поверить в это было сложно. Если сдерживал, то оставил бы рекомендации, как сдерживать дальше, а, если упустил, то, наверняка, отловил бы или хотя бы предупредил дирекцию.
«Но кто знает, может быть, и предупредил», — напомнил себе юноша, нахмурился и раздражённо мотнул головой. Что толку говорить о том, кто давным-давно уехал? Даже если он как-то связан с этими происшествиями, даже если отец знает его адрес, даже если согласиться написать ему и профессор ответит, никто не гарантирует, что этот ответ будет правдивым. Нет, на Бёрне не стоит надеяться, и не стоит ждать, когда дирекция школы разберётся. Проблемы с девочкой и волком надо решать самостоятельно.
— Однако же странно, что именно в этом году повылезало столько нечисти, — заметил Скорпиус с нервным весельем. Про кружок он сразу отвечать не захотел. Не то, чтобы юноша собирался что-то скрыть от мисс Раду, просто ему было непривычно открыто говорить на эту тему вне выручай-комнаты. Даже своим друзьям он запрещал такие разговоры, чтобы их нечаянно не подслушали. Тёмная магия — это не детские шалости. В лучшем случае, у них могут быть неприятности с рекомендациями, в худшем — исключение и даже тюремный срок.
Последняя мысль естественно напомнила ему о Мишеле.
— В кружке пока никаких занятий нет. Я отменил сборы до тех пор, пока Мишель не вернётся в школу. Во-первых, потому что у нас помимо него не было учителя. Во-вторых, чтобы нечаянно не подставить его или себя. Вместо этого мы ведём расследование, — он усмехнулся. Слова о расследовании прозвучали не очень весело не потому даже, что они его не вели, а потому что нужного итога никак не могли добиться.
— А так, — Скорпиус пожал плечами, — нет, ничего не изменилось. Я знал, что о последствиях и не чувствую раскаяния, если вы об этом. Просто нужно стать сильнее. Только и всего.
Эта мысль казалась самой естественной. Скорпиус ничего плохого в занятиях Тёмной Магией заведомо не видел и не считал, что потеря возможности пользоваться одним-единственным заклинанием сделает его более уязвимым или слабым волшебником. Наоборот, ему виделись перспективы и раздражала необходимость сохранять свои занятия в секрете.
— Я не интересовался, — честно признался юноша, — но знаю, у кого можно спросить, — на ум, в первую очередь, приходил Дэвис, потом, если вдруг ему что-то неизвестно, можно спросить у друзей и знакомых. Интересоваться же просто так, у всех подряд было явно не в манере Малфоя. — А вы? Вам случайно ничего неизвестно?

Малфой задумался, прежде чем ответить. На самом деле, ничего толком он не решил, но это, как ни странно, больше не вызывало у него беспокойства. Наверное, потому что нашлись более важные проблемы. Проблемы, требующие большего внимания, чем внутренние переживания о том, что можно более-менее спокойно решать ближайшие полгода. К тому же у него появилось ощущение, что он, на самом деле, всё знает и сможет принять решение, когда это понадобится. И единственная причина, почему он волнуется и переживает сейчас, заключается в том, у него есть время и возможность волноваться и переживать. Как только времени и возможностей у него не станет, он всё решит самостоятельно.
Юноша улыбнулся.
— Это может прозвучать глупо или как-то неправильно, но я всё же хотел бы увидеть мир. И не только магический, но и магловский. Вы понимаете?.. — он смутился. Ему было неприятно и неудобно говорить на эту тему и, возможно, никому кроме мисс Раду он не смог бы сказать о своём желании, но ей сказать он всё же смог и ей сказать оказалось легко.
Ему не хотелось, чтобы кто-то решил, будто он дал слабину в своих принципах или, наоборот, подлизывается, но мисс Раду всё воспринимала буквально, и не должна была начать придумывать то, о чём он не говорил. Иногда из-за этого с ней было сложно, но именно сейчас подобное поведение было как нельзя кстати.
— Я всегда очень четко себе представлял разницу между волшебниками и маглами, и до сих пор не считаю, что был сколько-либо не прав в своём представлении, но я никогда не смогу добиться того, чего хочу, если буду и дальше за него держаться, — тише произнёс Скорпиус. Он понял это давно, гораздо раньше, чем смог себе в этом признаться. Понял из разговоров с Эзрой Катцем, из-за непониманий и ссор с Эммой МакГонагалл, из неожиданно политической дискуссии с Тарановым и просто из общения и наблюдения за Мишелем. Скорпиус знал, что зашёл в тупик, но не мог найти из него выхода. Не мог решиться на то, чтобы поступиться своими принципами — единственным, что у него, казалось, было. И вот, наконец, он начал что-то в них менять.
Наконец, его природное любопытство начало побеждать закостенелость разума, рожденную из воспитания, из окружения, из поставленной перед самим собой целью и из реакции общественности. Наверное, ему просто не хватало, чтобы кто-то не доказывал ему его неправоту и заблуждения, а попытался показать что-то, находящееся за гранью его заблуждений. Наверное, ему нужна была череда предательств и отстраненности, образовавшаяся в его круге. Наверное, ему не хватало проблем. А, может быть, он просто немного повзрослел.
— Я никогда не интересовался магловскими изобретениями или магловским искусством, не думал о магловской науке или хотя бы медицине, не ходил в кино и не слушал музыку. Для меня маглов словно бы не существовало. Я одновременно опасался их и вёл себя так, словно бы это выдуманный народец, и всегда раздражался, когда кто-то тыкал меня носом в их реальность, — Скорпиус замолчал, не зная, как правильно было бы выразить свои планы; не понимая ещё до конца о чём стоит говорить и на что нужно заострить внимание; путаясь в разрозненных мыслях.
— Я хочу... всегда хотел, чтобы магический и магловский мир существовали отдельно друг от друга, чтобы они не сливались, чтобы волшебство не исчезло. Во мне не было желания устраивать геноцид маглов. Но, когда я пытаюсь выразить своё видение ситуации, когда я говорю о проблемах магического мира, абсолютное большинство слышат в моих словах предпосылки к репрессиям. Я должен понять, как это изменить, — сказав это, юноша удовлетворенно кивнул и улыбнулся. — Кроме того, я хотел бы учиться дальше. Школа дала мне многое, но далеко не всё. Мне надоело урывать знания тайком, что-то изучать из-под парты. Я так больше не хочу. Окончив школу, я смогу делать свой сознательный выбор, а не подчиняться условностям воспитывающих меня взрослых.
«Я буду считать это хорошим опытом только тогда, когда добьюсь своей цели», — мысленно проговорил Малфой. Он понимал, почему мисс Раду говорит именно так и видел в её словах поддержку, но сам не мог довольствоваться только мифическим опытом. Ему нужен был результат.
— Я не знаю, — Скорпиус пожал плечами. — Само по себе это слово вполне могло оказаться подходящим, но какой смысл вы вкладываете в свои вопросы, я не знаю. Так или иначе, раскаяния у меня нет, что касается выбора... — юноша пожал плечами. — Профессор Катц на одной из лекций говорил о магической предрасположенности. Если бы был способ узнать, к какой сфере деятельности у меня такая предрасположенность, я бы мог сделать свой выбор сознательно, без сожалений или сомнений. Сейчас же меня во многом ведут амбиции. Я хочу стать сильнее, Варвара. И мне, что мои шаги на тёмном поприще дадут мне больше силы, чем светлая магия, к которой у меня никогда не было тяги.

Скорпиус заулыбался. Нельзя сказать, что он чувствовал потребность в поддержке со стороны Варвары, но получить её было приятно. Критика со стороны девушки не заставила бы его опустить руки, но, услышав столь положительное мнение на этот счёт, Скорпиус почувствовал себя спокойней и уверенней. Последнее время в его жизни происходило немало неприятностей, и немного спокойствия и уверенности ему бы совсем не повредило.
— Спасибо, — произнёс он, не зная, что можно ещё сказать или добавить. — Я рад, что вы со мной согласны.
Скорпиус понимал, что было бы полезно расширить кругозор, но ему приходилось прилагать некоторое усилие, чтобы не считать подобные желание предательством собственных взглядов. За годы обучения в школе он приучился отвергать маглов, недолюбливать их, презирать. Именно школа научила его этому сильнее, чем круг общения или воспитание. И, тем не менее, он всегда чувствовал, что война с маглами бессмысленна и жестока. Он никогда не собирался с ними воевать.
— Я не считаю их выродками, — Скорпиус сморщился от этого слова. Оно не было неправильным, и всё же, пожалуй, слишком оскорбляло не столько даже маглорождённых, сколько магов. И это Малфою не нравилось. — Тем не менее, в том виде, в котором они существуют в нашем мире сейчас, они — грязнокровки. Маглорожденые не стоят на защите этого мира и никогда не будут стремиться защищать его от маглов. Они не чувствую себя здесь до конца дома и испытывают потребность защищать своё право жить с волшебниками.
— Я не могу не считать их магами, но в мире будущего нет места для «застрявших». Если у магглов родится волшебник, мы должны будем воспитать его, как полноценного члена нашего общества, не позволяя ему метаться между наших миром и миром его родителей. Это само по себе не сотрёт границы, но большая часть вражды, которая существует между волшебниками, следящими за чистотой крови, и теми, кто симпатизирует маглорожденым, исчезнет. Все дети будут знать одни и те же сказки, и не будут догадываться о том, какая между ними существует разница.
Скорпиус не знал пока, как лучше добиться этой цели, на сама идея казалась ему правильной. Насколько было бы замечательно иметь большее количество учеников, не комплексующих о своих родителях. Столь же гордящихся своим прошлым и говорящих с тобой на одном и том же языке. Сама мысль о том, что об О'Рейли, воспитанном в магической семье, или Эмме, не имеющей основания махать свои полумагловским происхождением, казалась, одновременно, заманчивой и забавной.
— Стоит, — согласился Малфой и не без лукавства улыбнулся. — Откровенно говоря, я даже надеялся, что вы мне в этом поможете.
Он не собирался говорить об этом сегодня и не ждал именно сегодня твёрдого ответа, но, раз уж тема зашла, не видел ничего страшного в том, чтобы озвучить свои намерения. Ему хотелось учиться и, если Варвара сочтёт возможным научить его или познакомить с тем, кто мог бы научить, он был бы ей благодарен.

— Именно к этой мысли я пришёл давно, но, кажется, только сейчас начал по-настоящему осознавать её смысл.
Скорпиус не собирался следовать пути, подготовленном для него отцом, он не прислушивался к тому, что говорит мать, и даже от деда, оставившего на его личности неизгладимый отпечаток, старался держаться на расстоянии, но каждый из них оказал на юного Малфоя какое-то влияние, из-за которого начало казаться, что его жизнь — вагончик, находящийся на путях: или он движется в заданном направлении, или падает в пропасть. Скорпиус боялся падения, но определённость вызывала в нём давно укоренившееся отторжение. Ситуация казалась безвыходной до тех пор, пока он вдруг не научился смотреть на неё иначе. Пока Скорпиус был ошеломлён открывшимися перед ним перспективами, но, несмотря на то, что никаких чётких планов у него до сих пор не было, он уже чувствовал некоторую уверенность и в себе, и в будущем. Собственные планы смущали, но и казались интересными.
— Я понимаю, — Скорпиус улыбнулся и кивнул. Ему не понравилось слово, но на отношение к мисс Раду оно никак не могло повлиять. К тому же, он видел целесообразность употребления именно этого определения. Иными словами, хоть девушка и выразилась жёстко, сделано это было только для того, чтобы как можно точнее донести и смысл, и настроение её вопроса.
Скорпиус кивнул, соглашаясь, что их главная цель — сохранить магию в этом мире, всеми силами сохранить себя, а этого нельзя будет сделать, если они вольются в магловское общество. Помимо того, что юному Малфою была по определению противна сама мысль, жить в магловском городе, пользоваться магловским транспортом, читать магловские газеты, его ужасала куда более глубинная часть этой проблемы, хотя он до конца ещё не мог сформулировать её для себя.
— Честно говоря, я до сих пор считаю, что было бы лучше, чтобы волшебники не знали о своём магловском происхождении, чтобы росли в семьях, как полноценные члены магического общества, получали то же воспитание, что отпрыски волшебных семей, играли в те же игры, читали одинаковые с нами сказки.
Пожалуй, даже Малфой, которому сложно было даже принять факт полноценности маглорождёных волшебников, в конце концов, мог дорасти до того, чтобы взять такого ребёнка себе воспитанником.
— Стоит ли им после этого запрещать возвращаться в магловский мир? Я бы сказал, что «да, отпускать их в магловский мир не нужно». Но запретить будет сложно. В конце концов, волшебник сам должен совершать свой осознанный выбор и понимать его последствия. Когда-нибудь ему придётся выбирать между ребёнком-полукровков и вторым родителем. Даже мне кажется такой выбор сложным, хотя, возможно, именно мне он таковым и должен казаться. В конце концов, я воспитан в понимании ценности семьи и семейных связей.
Мисс Раду была далеко не первой, кто говорил с ним на эту тему, и почти каждый убеждал его, что он не прав в своих взглядах на жизнь волшебников в магловском мире. Скорпиус даже точно не помнил эти доводы, но понимал, что обществом подобный запрет будет воспринят негативно. Однако, каждый раз, когда он об этом думал, перед его глазами мелькали одни и те же трагедии разобщенной семьи.
— Да, хочу, — легко подтвердил юноша и, подумав, не стал добавлять ничего кроме этого. Мисс Раду, в конце концов, должна была сделать свой выбор сама.

Скорпиус улыбнулся и пожал плечами, ненароком повторив жест мисс Раду. Он не мог сказать, что полностью согласен с её словами. В конце концов, сам себя Малфой считал взрослым достаточно давно. Если быть точнее, он уже долгое время считал себя способным принимать взрослые решения. Однако и этого было достаточно, чтобы ему стало сложно признать, что само взросление только что началось. Тем не менее, услышать, что от мисс Раду, что он повзрослел, было приятно. В особенности потому, что она никогда бы не сделала такой комплимент намеренно.
— Да, — согласно кивнул юноша. — Главное, чтобы дети хотя бы до поры до времени не знали, кто принадлежит к волшебному миру изначально, а кто рождён среди маглов, и не смогли бы накладывать предубеждения своих родителей на потенциальных друзей. Не было бы повода чувствовать себя ущемлённым или, наоборот, превосходящим кого-то по праву рождения. Быть может, в такой обстановке даже потенциал волшебников лучше бы раскрывался.
Малфой был уверен только в половине своих утверждений. Его собственные родственники проводили немало времени с тем, чтобы обучить его чему-то или, по крайней мере, дать понять, как важно его обучение. Он знал, что большинство волшебников так же следят за образованием своих чад. В то же время магловские родители не были заинтересованы в магическом образовании и вряд ли могли полноценно радоваться за успехи своего ребёнка. Многое из того, чем занимались их дети, было им непонятно, другое — вызывало ужас. В конечном же итоге, успех их детей на волшебном поприще означал бы, что, рано или поздно, они полностью откажутся от родного мира. Раньше Скорпиусу не приходила в голову эта мысль, но сейчас он пришёл к выводу, что до сих пор маглорожденные волшебники делали нелёгкий выбор совершенно самостоятельно, и отказов от обучения в магической школе или не было вовсе или было так мало, что они даже не обсуждались.
Таким образом, вопрос этического выбора (над которым Скорпиус особо и не задумывался) решался автоматически — и в том, и в другом случае волшебнику приходилось делать сложный выбор, но, если в первом случае он мог испытывать давление со стороны родных, то во втором — был полностью свободен. Возможно, такой волшебник охотно позволит воспитывать своего ребёнка другим, если вдруг решит соединить свою жизнь с маглом.
«Хотя это всё равно немыслимо», — вздохнул юноша. Как же ему хотелось увидеть универсальное решение всех проблем и работать только на то, чтобы осуществить его!
— Мне сложно не задумываться над этим вопросом, — признался Малфой. — Мне не раз уже говорили, что подобный выбор должен делать сам волшебник и я даже согласился с этим мнением, но по-прежнему не могу считать его единственно верным. Конечно, нам стоит ещё добраться до этой проблемы, прежде чем по-настоящему забеспокоиться о ней, но даже сейчас меня пугают перспективы возможных последствий.
В конце концов, истории уже не раз показывала, что даже одного случая достаточно, чтобы полностью изменить мир. Так Том Реддл обратил их страну в хаос, а Гарри Поттер каким-то образом умудрился спасти. Скорпиус никогда не смотрел на этот вопрос с позиции воспитания, но, разве не был бы Реддл более счастлив, если бы рос среди волшебников? Появился бы тогда Тёмный Лорд?
— Хорошо, — Скорпиус улыбнулся. Он не собирался расстраиваться, если мисс Раду откажет ему в этой просьбе, но смог полностью расслабиться только после того, как она согласилась. — Спасибо вам. И за ответ на мою просьбу, и за прогулку. Кажется, что всё стало немного проще после того, как мы прошлись.