Начало очередного учебного года носило скорее ознакомительный характер. Хотя был вечер третьего дня их пребывания в школе, занятия так и не начались. Первого сентября ученики Хогвартса приехали на экспрессе из Лондона, распаковали вещи, приветствовали первокурсников и принимали участие в праздничном пире, а второе и третье сентября были выходными. Те, у кого ещё не начались факультативные занятия или семинары (то есть все первокурсники), были абсолютно свободны, и это вызывало у Скорпиуса смешанные чувства.
Несмотря на свою вполне искреннюю любовь к процессу познания, он никогда не спешил к учебным нагрузкам, которые в этом году, несомненно, будут далеко не самыми лёгкими. Начался его последний, выпускной курс, и Малфой уже мысленно предвкушал очередные экзамены. В такой ситуации пара свободных деньков давала возможность отдохнуть от каникул и настроиться на рабочий лад. Но отсутствие учебы сопровождалось толпами ничем не занятой ребятни, бессмысленно шарящей по школе и везде сующей свой любопытный нос.
Периодически, больше даже из воспитательных соображений, чем из чувства собственной важности, Малфой бродил по тёмным коридорам школы, шугая учеников, в позднее время шатающихся там, где им абсолютно нечего делать, и изредка, обнаружив тех, кто заблудился, помогая им найти нужную дорогу. Услышав стремительно приближающиеся шаги, Скорпиус не сменил направление, а двинулся дальше. В принципе, он ожидал, что встретит кого-то, но, несмотря на это, умудрился охнуть от удивления, когда на него выскочило нечто в белом.
Малфой довольно давно уяснил одну простую истину — когда нечто появляется у тебя на дороге и хватает тебя в тёмных коридорах Хогвартса, бояться совершенно необязательно. В школе, расположенной в древнем замке, обитало огромное количество всевозможных существ: призраков, полтергейстов, домовиков. Порой у Скорпиуса создавалось впечатление, что не только люди из картин ходят друг к другу в гости, но и доспехи, то тут, то там охраняющие проходы в коридоры, на самом деле могут двигаться.
Ни призраков, ни домовиков, ни доспехов юный Малфой не боялся. Да и к абсолютному большинству преподавателей чувствовал уважение, но не страх. Потому никакие шаги, оклики и хватания его особо не испугали, хотя, конечно, это было внезапно и довольно, по его сугубо личным впечатлениям, громко.
Сам факт того, что какая-то тётка в белом выскочила на него из-за угла, огорошил, но ввёл в ступор Скорпиуса именно её вопрос.
— А? Что?! — недоумению юного Малфоя не было предела. Его лицо вытянулось и он несколько мгновений смотрел в глаза профессора Фергюсон, прокручивая в голове звуки, которые она издала, и пытаясь сложить из них иные слова. Слова получались те же самые, что совершенно не способствовало выведению Скорпиуса из шока. — Почему-то мне кажется, что правильный ответ "нет", — наконец, осторожно, не скрывая своей недоверчивости, произнёс Малфой.
Ему никогда не нравилась эта женщина, не столько даже из-за её сомнительного происхождения и странной истории, которая окружала работу преподавателя прорицаний в Хогвартсе, сколько просто потому, что она была ему непонятна. Профессор Фергюсон была столь же мутна и неясна, как её собственный предмет, в котором Малфой разбирался с большим трудом. Её эксцентричное поведение и общая странность ни столько даже злили Скорпиуса, сколько вызывали истинное недоумение. В конечном итоге, он как-то поймал себя на мысли, что толком не относит профессора Фергюсон ни к женщине, ни к магу, ни к человеку, в общем, а относится к ней как к какому-то удивительному, но, в общем, неопасному существу. Придя к такому заключению, он почувствовал себя лучше. Поступки профессора перестали требовать оценки "правильно" или "неправильно". Она всегда была просто "в своём репертуаре".
— И вообще-то, профессор, это не ваше дело! — с раздражением заявил Скорпиус, который за год весьма редкого общения с профессором (как только обязательный курс "Прорицаний" был закончен, Малфой отказался от этого предмета), несколько отвык от её выходок. Он попробовал выдернуть свою руку из её хватки. — Вам не кажется, что это бестактно?!

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-10-14 04:53:15)

— Но сейчас вечер! — возмутился Скорпиус. Конечно, это было не самым важным в ситуации, где на него выскочила из-за угла, огорошила вопросом и потащила куда-то «погадать» профессор. Какая, в общем-то, разница, считает ли она, что сейчас утро или знает, что вечер?! В конце концов, её слова только подчеркивали абсурдность ситуации. — Хотя для вас это, конечно, неважно, — пробурчал он тише, нисколько, впрочем, не заботясь о том, чтобы профессор его не услышала.
«Сумасшедший дом, — Скорпиус глубоко вздохнул. Ему было сложно сосредоточиться на решении проблемы, слушая её несвязанные, казалось бы, заявления и реагируя на эксцентричные поступки. — Комитету по образованию стоит обратить внимание на эту школу. Неужели эта... сумасшедшая может чему-то кого-либо научить?!»
— Да откуда вы можете знать?! Вы даже во времени не ориентируетесь! — фыркнул Малфой. Хотя говорить на эту тему совершенно не хотелось, сам факт собственной девственности его не смущал. Эта тема могла бы вызвать ощущение неловкости и раздражения, когда бы он стремился создать о себе определённое впечатление, которое, соответственно, могло бы испортиться от таких слов. Профессора Фергюсон Скорпиус и не думал как-либо впечатлять. Мнение, которое у неё могло сложиться, не беспокоило Малфоя, и у него не было никаких причин оказывать ей какие-либо услуги.
— Вы это серьезно? — весело и ехидно рассмеялся юноша. Малфой не знал всей истории профессора Фергюсон, но кое-что слышал, и из этого выходило, что она не самый свободный человек в замке. — Профессор, вы угрожаете ученику. Я пожалуюсь, и вас упекут обратно в ту дыру, откуда вы вылезли, — насмешливым и вкрадчивым тоном сообщил Скорпиус. Не то, чтобы он серьёзно угрожал или действительно собирался сделать нечто подобное. Будь у него причины, Скорпиус, разумеется, так и сделал бы, но профессор Фергюсон, в итоге, не вызывала у него ненависти. То, насколько её поведение выходило за рамки разумного, его чаще забавляло, иногда раздражало, но не злило.
— Не тяните меня… пожалуйста, — попросил юный Малфой с весьма высокомерным видом. Хотя он не отнесся к угрозе профессора со всей серьёзностью, ему не нравилась перспектива быть куда-либо утянутым насильно. Скорпиус не любил что-либо делать под давлением обстоятельств. Ему нравилось принимать решения самостоятельно, так он чувствовал себя уверенней.
— Я вполне способен идти сам, — приняв решение, сказал Скорпиус. Он не был сейчас чем-либо занят и, хотя сильно сомневался, что ему понравится, гадание вполне могло оказаться интересным процессом. Скорпиус нисколько не верил в преподавательские таланты профессора Фергюсон, но слышал, что она была самым настоящим прорицателем. Пусть у него не было потребности иметь с ней хорошие отношения, и он никогда не стремился узнать будущее, возможность услышать пророчество показалась ему любопытной.

— Джастин? — с непонимающим видом переспросил Малфой. Самым лучшим в общении с профессором Фергюсон, было не задавать лишних вопросов. Ещё лучше — вообще ничего не спрашивать. Скорпиус глубоко сомневался, что у этой женщины была хоть какая-то логика, да и если она была, то двигалась какими-то своими, небывалыми и замысловатыми маршрутами. В итоге, ответ на простой вопрос профессор Фергюсон превращала в ещё более сложную загадку. Создавалось впечатление, что разговор, как минимум, наполовину ведётся в мыслях прорицательницы и она, разумеется, не догадывается, что в эти мысли Малфой проникнуть не может.
Впрочем, понимание того, что спрашивать Майлз бесполезно, не очень помогало Скорпиусу. Он очень не любил что-либо не понимать или понимать, но не полностью. Наверное, именно поэтому к проницанию у него сложилось очень предосудительное отношение. Действительно, как можно относиться хорошо к предмету, состоящему в основном из мутных догадок, и к учителю, который говорит загадками?
Разгадать загадку «Джастина» Скорпиусу так и не удалось. В ту секунду, когда он уже был готов сделать правильное предположение, профессор резко остановилась, развернулась и грозно зашипела что-то в его сторону. Скорпиус торопливо отшатнулся, справедливо полагая, что от сумасшедшей ничего хорошего ждать не приходится. Ворох недосформированных предположений о том, что она собирается сделать, взорвал голову и сердце замерло. На лице Малфоя отобразилась недоверчивая гримаса — он и испугаться толком не успел от того, как скоро профессор меняла своё настроение.
«Ненормальная!» — со злостью подумал Скорпиус, яростно оправляя сбившуюся от резкого движения мантию. — «Психопатка! Больная на голову старая карга!» — последнее замечание было не совсем справедливым, выглядела профессор лет на двадцать пять, не более, но наслышанный о том, что эта женщина обучалась в Хогвартсе лет сорок назад, Скорпиус не слишком вдавался в подробности. Его сердце, наконец, отмерло и теперь стало биться раза в два быстрее, видимо, восполняя собственную паузу. От клокочущей внутри злобы, он снова вернулся к угрозам, размышляя о том, как было бы здорово действительно упечь профессора Фергюсон, если не в тюрьму, то хотя бы в психушку, но в этот раз делал это мысленно.
— А откуда вы вылезли? — как ни в чём не бывало, поинтересовался Малфой, последовав за профессором. Убегать он, несомненно, не собирался, но точно не из-за твердости собственного обещания. Майлз, хотя и производила впечатление неадекватной, всё же не казалась ему страшной. К тому же ему стало любопытно, в чём заключалось это прорицаний и почему в нём должен принять участие какой-то студент. Скорпиус нередко льстил себе, но всё же не считал, что профессор Фергюсон поджидала именно его.
— Что-то вы плохо готовитесь к одному из самых важных прорицаний года, — ехидным тоном заметил Скорпиус. — Вы могли не наткнуться на меня сегодняшним вечером, — он уже полностью отошёл от потрясения и к нему возвращался высокомерный тон, с которым, обычно, юноша всё же не обращался к преподавателям. Как подозревал Малфой, этому профессору было глубоко безразлично, с каким тоном к нему обращаются, поэтому незачем было даже пытаться как-то его сгладить.
— И в чём оно заключается? — несмотря на небрежный тон, с которым задал свой вопрос Скорпиус, его любопытство, тем не менее, разрослось уже настолько, что он не мог его удерживать в себе.

На лице Скорпиуса появилась недовольное выражение — он ожидал другого ответа. Тот факт, что утверждение профессора Фергюсон было неприличным и откровенно вульгарным, Скорпиус предпочел не замечать. Пару секунд он колебался, стоит ли ему попробовать продолжить тему, о которой ходило немало слухов и никто ничего не знал доподлинно, но, в конце концов, промолчал. В большей степени на это решение повлияла обида — Скорпиусу хотелось огрызнуться на такой ответ, но очередного шипения в свою сторону он терпеть не желал.
— Какая уверенность! — буркнул Малфой, продолжая, тем не менее, идти за профессором. Он представил, как прорицательница в белом выскакивает на какого-нибудь первокурсника и эта мысль его позабавила. К приведениям в замке привыкали, но не сразу, поэтому практически наверняка тишину школьных коридоров разорвал бы вопль. Если бы ученик был не с его факультета, возможно, это даже послужило бы поводом снять баллы. Усмешка Малфоя при этой мысли стала шире и тут же опала - мечтать, разумеется, не вредно, но сейчас был не самый удобный для этого момент.
— К чему-то важному я готовлюсь заранее, — пренебрежительно и с лёгким раздражением протянул Скорпиус. Замечание профессора о том, что он совсем не понимает пророчеств, его отчего-то разозлило. Ему не нравилось в чём-либо терпеть поражение. Хотя Малфой никогда не стремился стать прорицателям (сама мысль о том, что он может тратить своё время на что-то столь изменчивое, как предсказание будущего, вызывало у него чувство близкое к отвращению), тот факт, что он в чём-то не преуспел, немного задевал его гордость.
— Потому что это глупый предмет, — тихо пробурчал себе под нос Малфой, скорчив высокомерную гримасу. Весь его вид говорил: "Почему это я должен выслушивать об отсутствии какого-либо таланта к прорицанию от человека, который выловил меня в вечернем коридоре и потащил к себе в кабинет?!"
— Конечно, умею! — фыркнул он. «Что за глупый вопрос?!» — его брови сошлись на переносице, а взгляд лениво исследовал кабинет. Он всё ещё не очень понимал, зачем пришёл, и искал в комнате, в которой не был, как минимум, год, хоть что-то интересное. «Что я здесь делаю?» — мысленно вопросил себя Малфой и посмотрел назад. Ещё не поздно было развернуться и уйти к себе в гостиную, раз уж профессор так легко могла бы найти кого-то другого. Несколько мгновений Малфой колебался, но потом любопытство пересилило.
— Весь год? — брови Скорпиуса приподнялись. В принципе, суть абсолютного большинства гаданий он помнил. Ученики сидели в комнате и пытались по гороскопам, чаинкам, кофейной гуще и снам разгадать, что же их ждёт впереди. Такие предсказания, в целом, были настолько мутными и общими, что Скорпиус не мог относиться к ним серьёзно. — И для всей школы? — в голосе Малфоя мелькнула улыбка. В общем-то, он и сам мог примерно предположить, что случиться за год в школе. К седьмому курсу вполне привыкаешь чего-то ожидать.

«У вас довольно ненормальные поводы для любви», — с недовольством подумал Скорпиус, который даже обидеться не успел на слова о том, что он в чём-то не соображает. К тому же, в случае с пророчествами, он не видел ничего страшного в том, чтобы не соображать в них и относиться к ним с пренебрежением. Насколько Скорпиус знал, многие директора школы размышляли над тем, чтобы упразднить прорицания, как предмет, и был согласен с подобными мыслями. Если и существовали пророчества, которые можно отнести к правдивым и истинным, они явно не были поставлены на массовое производство.
— А зачем нас обучают чему-то бесполезному? — хмуро поинтересовался юный Малфой. Мисс Фергюсон только что подтвердила его далеко не самые лучшие предположения, касающиеся её предмета, отчего недовольство юноши стало только сильнее, но вместе с тем, он стал относиться к происходящему чуточку серьёзней. Если преподаватель сама говорит, что её уроки абсолютно бесполезны, вполне возможно, что и её слова о том, что это конкретное пророчество чем-то кардинально отличается — правда.
— Вполне, — неожиданно довольным тоном согласился Малфой. При упоминании василиска, его губы исказила ухмылка. Последнее появление твари было связано с каким-то планом Люциуса Малфоя. Скорпиус и сам не знал, как относиться к его решению использовать тайную комнату для своих интересов, но эта идея ему нравилась гораздо больше, чем сам факт выполнения задания некоего тёмного мага.
— О, да я счастливчик! — хмыкнул Скорпиус, скрывая в иронии нечто очень похожее к страху. Он отшатнулся при виде ножа и отступил на пару шагов. Внутри появилось неприятное вязкое предчувствие. Впрочем, вполне вероятно, что оно жило там с тех самых пор, как на него выскочила из-за угла женщина в белом.
— Неужели в этом году других избранных не нашлось? Я-то явно не похож на того, кто пошёл бы дальше в изучении пророчеств, — он говорил просто для того, чтобы дать себе время на раздумья. Ему определенно не импонировало быть жертвой, к тому же он был совсем не уверен во вменяемости Майлз, но, как ни странно, разговоры о крови послужили доводом в пользу гадания. При использовании такого материала, действительно, должно быть задействовано сильное волшебство.
— Вы же понимаете, что за моё убийство вас не поглядят по головке? — поинтересовался Малфой на всякий случай, переводя настороженный взгляд с подготовленных атрибутов на прорицательницу. «Если это какая-то тупая шутка, я вас убью этим же ножом», — с яростью подумал юноша, но памятуя о реакции прорицательницы на угрозы, не стал их озвучивать.
— Если я приму участие в этом, я узнаю содержание пророчества? — серьёзным тоном спросил Скорпиус, стараясь придать своему лицу нормальное выражение. Он был заинтригован и желал быть проинформированным на год вперёд! Тем более что этот год для Скорпиуса был наиважнейшим в школе. Но природная настороженность не давала ему возможности с лёгкостью поверить маглорожденной ненормальной с ножом в руках. «Может, я могу сделать это сам?» — Как будет проходить ритуал и сколько крови вам нужно?

«Если бы меня ещё беспокоил тот факт, что я вас расстраиваю», — неаристократично фыркнул юноша, который совсем не желал проникаться идеей важности прорицаний, как школьного предмета. Даже ненавистное магловедение казалось ему куда более полезным, поскольку имело практическое назначение и могло быть полноценно использовано каждым волшебником. Впрочем, стоило признать, что его не возмущала попытка мисс Фергюсон отстоять честь своего предмета. Наоборот, он думал бы о ней хуже, если бы собственный род деятельность вызывал бы у преподавателя какие-то сомнения.
— Вам не кажется, что вы себе несколько противоречите? — с вполне искренним сомнением в голосе переспросил Скорпиус. На деле он довольно серьёзно путался в словесных сентенциях женщины, едва улавливая смысл сказанного. По меньшей мере, её манера заявлять, что она не думает, вводила его в глубочайший тупик. По его мнению, едва ли возможно существование с совершенно пустой головой и едва ли такое существование можно назвать человеческим.
— В любом случае, прорицание далеко не единственный предмет, заставляющий нас думать. К тому же очень сомнительно, что прорицания заставляют именно «думать», скорее уж воображать. Вы же, по своим собственным словам, не думаете, хотя прорицания — это ваша основная деятельность, — Скорпиус едва удерживал в себе едкие замечание по поводу монолога преподавателя. Уже даже не из-за каких-то опасений, к её не слишком вменяемому обществу он более-менее привык, а просто чтобы не нагнетать обстановку. Решение о своём участии в гадании Скорпиус уже принял и теперь был заинтересован в том, чтобы процесс прошёл гладко. Иначе никакого смысла в том, чтобы пускать себе кровь, юноша не видел.
— Допустим, вы убедили меня в избранности моей персоны, — усмехнулся Скорпиус, который ни в судьбу, ни в рок, ни в какую другую сущность, как-то влияющую на будущее человека, не верил. Юноша был убеждён, что свою жизнь каждый строит самостоятельно и какой-то высшей силы, которая бы могла как-либо повлиять на человека, не существовало. Впрочем, это не помешало ему счесть объяснения преподавателя исчерпывающими. С её точки зрения всё действительно могло выглядеть именно таким образом.
— Вот в это я вполне охотно верю, — хмыкнул Скорпиус. Впрочем, улыбка мисс Фергюсон должного впечатления на него не произвела, а бормотания, с которыми она перекладывала предметы с одного стола на другой, и вовсе показались ему нормальными. По крайней мере, для этой женщины.
— Хорошо, — подытожил юноша, внимательно осмотрев представленную ему чашу. Она выглядела внушительно, но не фатально. По крайней мере, перспектива заполнить её наполовину кровью не показалась ему опасно. Сомнения вызывала, но об этом Скорпиус решил подумать уже позже. Доверять мисс Фергюсон у него особого желания не возникало.
Оказать преподавателю посильную помощь в подготовке к процессу гадания не показалось Малфою невозможным, поэтому возражать или показывать своё недовольство он не стал. В самом деле, что-то делать было лучше, чем просто стоять и ждать — интересней. Скорпиус редко без острой необходимости принимал участие в гаданиях, потому сейчас на основательную подготовку посматривал с любопытством.
— Да, — кивнул Скорпиус, — это я знаю,— он  глянул в сторону образовывающегося на столе круга («И почему это нельзя сделать с помощью магии?»), поставил в его центр чашу и осмотрел близстоящие поверхности на предмет душицы. Та вскоре нашлась, а рядом с ней обнаружились и ветви богульника. Обложив всем этим чашу, Скорпиус расставил должным образом свечи и чуть отошёл от стола, разглядывая, что в итоге получилось.
— Вам же будет лучше, если я это сделаю самостоятельно, — юноша пожал плечами. В этом даже была своя правда.

— Вот как, — Скорпиус слегка наклонил голову набок, явно ожидая продолжения, а потом с самым довольным видом усмехнулся. В целом, объяснения мисс Фергюсон были вполне исчерпывающими и потому, если не проявлять лишнего скептицизма, с ними действительно можно было согласиться. Что Скорпиус и сделал. В прорицаниях он разбирался очень слабо, едва ли хорошо помил хотя бы одно гадание, зато характеристика, которой одарила его мисс Фергюсон, польстила ему. Конечно, прорицательница могла не знать, куда метить Малфой в будущем, и сказать все это совершенно случайно, но подобные размышления лишь усиливали положительный результат от ее слов.
— В таком случае, меня ожидает великолепная политическая карьера, — охотно пояснил он своё веселье. Как человек далекий от высоких материй, но желающий получить положительную оценку, Скорпиус большинство домашних заданий выдумывал. Причем подходил к этому делу не без юмора. Выяснить, что подобное времяпрепровождение было полезно для будущей карьеры, оказалось приятно. Политиком Скорпиус планировал стать неплохим.
О природе удивления прорицательницы юный Малфой ничего не знал, потому никак прокомментировать его не мог и не обратил на него никакого особого внимания. Да и знай Скорпиус, чтобы такого он мог ответить? В судьбу свою он не верил и избранным себя не считал в любом случае, но скептичность, в большей степени, была связана не с низкой самооценкой, как могла подумать мисс Фергюсон, а с его отношением к прорицаниям в целом. Даже скажи преподаватель, что увидела в пророчестве именно его, как часть сегодняшнего гадания, ни гордости, ни какой-то своей важности Скорпиус бы не почувствовал. Успехи в эфемерных сферах ему были не нужны, и потому гордиться ими не было никакого смысла.
Вот если бы сегодняшнее гадание в итоге оказалось чем-то важным, сыграло бы какую-то ключевую роль, тогда весь скептический оттенок отношения Скорпиуса к данному процессу исчез бы. Надумай он похвастаться, делясь подробностями этого процесса, несомненно, упомянул бы, что, по словам мисс Фергюсон, — той самой, о талантах в прорицаниях которой ходило немало всяких слухов, — участие его в гадании было предрешено.
— На память не жалуюсь, — осторожно ответил Скорпиус, чуть нахмурившись под взглядом преподавателя. В конце концов, он не знал, сколько может продлиться процесс гадания и насколько лёгким и последовательным будет его содержание, поэтому не был уверен, что способен запомнить всё. Сказать об этом Скорпиус не спешил. Ему неприятно было признавать какие-либо собственные несовершенства, а суетиться и выспрашивать о содержании гадания у мисс Фергюсон, которая легко отвлекалась от предмета беседы на что-то стороннее, он считал излишним. К его облегчению, преподаватель сама решила, что записать итоговое пророчество будет легче, и избавила его от необходимости приводить доводы в эту пользу.
— Справлюсь, — коротко и даже немного обиженно буркнул Скорпиус. Профессор говорила так, словно бы в поджигании трав была какая-то особая сложность . — И потерплю. — «Что я, немощный совсем?!» — фыркнул про себя юноша. Всего и хитрости не палить огнём на сухие ветки, а лишь слегка прикоснуться к ним в двух-трёх местах, чтобы огонь не взялся, но и не потух, а упрямо полз от одной травки к другой, оставляя за собой чёрную дорожку и струйку дыма.
С досады поджечь у него сразу не получилось правильно и в одном месте на траве весело заиграло самое настоящее пламя, но Скорпиус его довольно быстро потушил и уже на следующем участке сделал всё правильно.
— Теперь кровь? — спросил он одновременно с нетерпением и лёгким опасением. Этой части гадания, по сути единственной, из-за которой Скорпиус здесь находился, юноша слегка побаивался. Ему ещё не приходилось себя травмировать, и он не хотел перестараться с этим, но, представляя, как ему придется из-за собственной чрезмерной осторожности резать руку повторно, сморщился и решил лишний раз не перестраховываться.

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-12-07 10:06:39)

— Посмотрим, — самоуверенно усмехнулся Скорпиус, не реагируя ни на замечание о карьере в целом, ни на "мордочку" в частности. Слова прорицательницы не задевали его, потому что он слушал только ту их часть, которая могла ему понравиться или была как-либо интересна, и пропускал мимо ушей всё остальное. Это была удобная тактика, и она работала.
Фергюсон говорила странно. Ни в речи её, ни в голосе не было структуры и мелодичности. Она скорее играла словами, чем передавала ими какой-то смысл или хотя бы контактировала с их помощью с собеседником. Она шокировала, то обозначая что-то совсем очевидное, то сообщая какую-то невероятность. Шокировала словами, действиями и выражением лица, по которому невозможно понять, серьёзно она говорит или нет.
Скорпиус не знал, что такое безумие, но разумности в этом поведении не видел, поэтому не относился к нему серьёзно. Он всегда старался отделять важное от незначительного. Так слова о политики и безумии ничего не значили для гадания и на них можно было не обращать внимания, а совет расслабиться, возможно, был важным, поэтому Скорпиус с независимым видом пожал плечами, но принял его к сведению.
В целом, напряжение, как такового, он и не чувствовал. Его беспокоила та часть ритуала, которая была связана с ним, и то только потому, что в ней требовалось сделать себе больно. Скорпиус не любил боль и не желал себе вредить, но не боялся. Его можно было считать наивным, но профессионалам в той или иной сфере Скорпиус предпочитал верить. Так, не испытывая симпатии к мисс Фергюсон, он, тем не менее, вполне полагался на её способности к прорицанию, которые включали в себя, как минимум, умение гадать. В итоге, сомневаться в каждом отдельном шаге и подолгу размышлять над ним, не видел смысла.
Сильный травяной аромат забивался в нос, от него першило в горле и было тяжело дышать, но юноша, не пререкаясь, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. То ли от травяного дыма, то ли от слов, произнесённых нараспев, он почувствовал невесомость в теле и лёгкую тошноту. Делать вздох больше не было тяжело, зато стало трудно сосредоточиться на какой-то мысли. Так слова прорицательницы доносились издалека, но перспектива поранить себе руку больше не вызывала никаких чувств: ни опасений, ни решительности, ни страха.
Скорпиус молча кивнул, взял левой рукой нож, навесу перехватывая его удобней, а правую вытянул над чашей. Та из-за дыма и освещения казалась бледнее обычного. Скорпиус разглядел синеющие под кожей жилки, упёр лезвие поперёк ладони и сжал кулак так, чтобы оно вошло в руку. Он ощутил, как лопнула кожа под напором стали, но не почувствовал боли. Когда проступила кровь, Скорпиус раскрыл ладонь, напряг руку и наклонил её, позволяя алой жидкости сразу стекать вниз. Лезвием, чтобы и без того тонкий поток раньше времени не ослаб, он раздвинул края пореза и только в этот момент почувствовал притуплённую боль.

Скорпиус никогда не верил в гадания. Староста Слизерина был слишком рациональным волшебником, чтобы верить во что-то подобное. Для него любое гадание было подобно вглядыванию в кофейную гущу: каждый видит в ней что-то своё и любое видение соответствует тем или иным мыслям — хорошим или плохим. Это не предсказание судьбы или будущего, а, в лучшем случае, самоанализ и самообман.
Соглашаясь на данное мероприятие, Скорпиус не думал, что увидит что-либо. Он прекрасно понимал, что никаких способностей к прорицаниям у него нет. Он ожидал, что Фергюсон будет всматриваться в вихляющий дымок и сообщать какие-то пространственные предупреждения. Собирался запомнить их на случай, если там будет что-то полезное. Узнать свою судьбу он даже не планировал и не думал, что именно этим всё и обернётся.
Было ли дело в душистых травах, в крови или в самой Фергюсон, но он действительно увидел и, вглядываясь в своё собственное искажённое лицо, испугался. Неужели отец прав и он способен на подобную ярость? Неужели способен на убийство?
— Нет, — проговорил Скорпиус сухим осипшим голосом, — я не хочу этого. Не надо, — и картина, словно бы отозвалась на его слова. Подернулась, изменилась, и вот уже больно было ему самому. Боль оседала на лице, искажала его черты, рвала кожу, ломала кости. Скорпиус видел эту боль, почти чувствовал, а, главное, слышал. От боли барабанные перепонки грозились лопнуть.
«Хватит!» — то ли прокричал, то ли подумал Скорпиус. Он попробовал отойти, отвернуться, закрыть глаза или уши, но не смог даже пошевелиться. К эфемерной боли примешивался цепенящий страх. «Не может быть. Он не может быть прав!» — думал Скорпиус, вглядываясь в мелькающие картины: завораживающий змеиный танец, мелькнувший Поттер и девушка. Какая-то очень знакомая и совсем неузнаваемая сейчас девушка. Девушка только от мысли о потери которой, стало больно, и ещё больнее от её улыбки.
Образы менялись, быстро, гораздо быстрее, чтобы Скорпиус мог что-то подумать или что-то понять в них, и каждый новый словно бы оставлял на нём какую-то печать. С каждым новым он всё более отчетливо понимал, что видеть этого не хочет и ничего из этого не хочет знать.
Скорпиус хорошо слышал раздающийся словно бы издалека голос Фергюсон. Дыхание перехватило и только удары собственного сердца гулко отдавались в ушах. Наконец, всё закончилось и его отпустило. Скорпиус облизнул пересохшие губы, сделал глубокий вздох и попятился назад.
— Нет, — беззвучно прошептал он, качая головой. — Этого ничего не было. — Всё это его не касалось. Всё это было наваждением, обманом, какой-то уловкой.
Скорпиус отступал так до тех пор, пока не вошел в пустоту люка, ведущего из кабинета. От падения из него снова выбило воздух, он завалился на спину и сильно ушиб локоть. Только сейчас ему стало ясно, что он всё ещё крепко сжимает нож. Бросив его и ползком попятившись, Скорпиус, торопливо и неловко поднялся, оставляя кровавые следы на полу, и, не глядя вверх, поспешил к себе в гостиную.