Blue Foundation – Eyes On Fire

Когда ты получаешь в свое распоряжение силу, ты хочешь ее использовать. Ты хочешь испытать свои способности, хочешь осознать, насколько позволительна тебе будет роскошь не считаться с чужим мнением, смотреть в глаза опаснейшему из врагов. Это естественная потребность человека. Это нормально для него, потому как он не способен воспринимать мир иначе, кроме как с агрессией против всего, что каким-то образом мешает ему жить.
Но Эзра Катц был иным человеком. Некогда, довольно много лет назад, он при свою человеческую природу и пошел дальше. Мощь перестала быть для него конечной точкой его движения. Сила прекратила существование, как средство достижения личного превосходства над противниками. Все стало иным, и теперь требовало совершенно другого.
И та мощь, которую получаешь, в первую очередь требует не испытания, а тренировки и дрессуры, потому что приобретенная мощь не принадлежит человеку и может сломать и сожрать его, если он не будет готов ее контролировать. Профессор Иной Магии не любил не контролировать того, что принадлежит ему по праву и без него.
И сегодня после ужина он направился на берег озера, зная, что сейчас, ближе к ночи, в эти холода вряд ли кто-то соберется устраивать вечерний моцион и наверняка предпочтет остаться в теплой комнате. А, значит, ему никто не будет мешать.
Сегодня он пришел на берег озера, к одиноко стоящей иве, склонившей ветви к воде, в длиннополом сюртуке, который там же снял, оставшись только в привычном костюме, состоявшем из жилета и брюк приятного кремового цвета, коричневых кожаных ботинках. Он закатал рукава, но перчатки и очки не снял. Без них он не то, чтобы чувствовал своеобразную уязвимость, но определенное неудобство.
А сейчас ему физически необходимо было чувствовать и владеть собой и окружающим пространством.
Вообще тренироваться не в привычной хакаме ему было не свойственно, но сегодня это было почти обязательным условием. Иногда он делал это для того, чтобы не зацикливать чувство успешности заклинания на зависимости от одежды.
И сейчас, после часовой тренировки воли, которая всегда предшествовала тренировке заклинаний, Катц перешел к основному: к пробе силы.
Сегодня в программу входило представление огненной стихии полученной силы. Для того, чтобы понять и обуздать ее в этом, Эзра выбрал простое заклинание Lacarnium Inflamare, которое на начальном уровне просто создавало небольшое пламя. Удобное для развития, он было максимально правильным для последующих манипуляций.
Встав и сосредоточившись, без какого-либо дополнительного напряжения, Катц развел руки в стороны, произнес практически беззвучно на более привычном ему языке слова заклинания и дал силу магии в направленные к небу ладони.
Огонек зажегся на руках сразу, но Эзра на этом не остановился. Он продолжил колдовать, не останавливая магию, проходящую через него и формирующую пламя на его руках. Волей он заставил огонь разрастись. Простая симпловая чара перешла на уровень тяжелой максимы, когда пламя аркой сошлось над головой волшебника.
Эзра стоял ровно, слегка расставив ноги для большей устойчивости. А после начал разводить руки еще шире, наблюдая за поведением пламени. Потом увел одну руку вперед, наклонил ладонь, направив ее теперь иначе, практически провел одной рукой над другой, заставляя струю огня обходить ладонь.
Его движения походили на танец, главным танцором в котором был огонь на руках волшебника. И огонь послушно танцевал и извивался, то вспыхивая ярче, то затухая.
Это представление длилось шесть минут, а потом пламя вспыхнуло в последний раз и мгновенно погасло. Одновременно с этим Катц опустил руки и голову и закрыл глаза, чтобы дать возможность зрению постепенно привыкнуть к внезапной темноте.
О том, что сейчас кто-то мог оказаться рядом, волшебник не думал.

God Is An Astronaut – Forever Lost

Эта "вспышка" длилась шесть минут. Шесть минут огненного танца в руках восточного волшебника. Шесть минут чистого пламени. Эзра чувствовал, как расходится тепло от центра ладони к пальцам и запястьям в момент затухания заклинания. Он не открывал глаз, чтобы дать возможность себе привыкнуть к образовавшейся следом за огненным представлением темноте.
Он не беспокоился, что в это время, пока он ничего не видит, к нему может подойти кто-то с не самыми лучшими намерениями, потому что был уверен: никто не рискнет подойти к человеку, от которого тянется шлейф первородной мощи, пока еще настолько сильный и яркий, что не почувствовать его может разве что только самый незрячий в волшебном плане маг. Но Катца нисколько не беспокоило, замечают ли то, каким он приехал из Тибета, или же никто здесь не способен уловить подобное.
Не открывая глаз, он решил проверить, насколько сейчас, в таком открытом состоянии способен воспринимать магию, окружающую его. Насколько ярко он может ее видеть, и насколько видение сейчас отличается от обычного. Все-таки сила, наполняющая его сейчас, иная, и влиять должна иначе. И попробовать прочувствовать этот момент, попробовать его осознать...
С закрытыми глазами видеть магию было проще. Вот от него самого тянутся текучие лучи магической энергии, вот они шевелят мелкие травинки лучистого земного покрова, вот идут дальше, цепляясь за ствол дерева и...
Не заметить энергию живого было сложно. Не понять, что это энергия человека и того сложнее. Человек - наиболее хаотичен в плане магии из всех известных живых существ. Его легко распознать, даже если он будет маскироваться под любое другое живое существо. У него все равно совсем по-другому течет магия.
И этот человек стоял рядом с деревом. Прятался за стволом? Нет, вряд ли. Ива не отличается особенной шириной, а, значит, человек должен понимать, что за одной-единственной ивой его заметят. Судя по силе исходящей от человека энергии, он был либо взрослый, либо могущественный. Определить возраст по энергии чаще всего было сложно, хотя у старых волшебников магия обычно чуть более упорядоченна, нежели у молодых.
Эзра Катц медленно открыл глаза. Его способность видеть в темноте позволила легко распознать человека, пришедшего, видимо, на огонь. Забавно... наверняка он действительно явился, как мотылек на играющее пламя свечи. Эта ассоциация, может, и позабавила, но не рассмешила и даже не заставила улыбнуться.
Мужчина посмотрел на профессора ЗОТС, который так... удивительно демонстративно стоял к нему практически спиной, глядя на озеро. Интересно, чего он хотел добиться подобным? Его не заинтересовало то, что он увидел? Если так, то он либо почти ничего не видел и не чувствовал, либо был глуп. Или же все-таки это было сделано специально.
Долго думать о мотивах поведения профессора Гренье Эзра не стал. Он знал этого человека, потому что их представляли некогда друг другу, они обедали за одним столом, иногда, возможно, случайно сталкивались в коридорах. Но личность Флорана не настолько интересовала Катца, сколько личность его женщины. В их паре интересовалась магией именно Мадлен Розье. А мсье Гренье... Эзре казалось, что он не настолько обеспокоен исчезновением магии, и вряд ли имеет на этот счет какое-то свое конкретное мнение. Но, возможно, тибетский волшебник ошибался. Он не исключал того, что первое мимолетное впечатление о человеке, с которым ни разу не разговаривал, может быть несколько неправильным.
- Берег озера хороший выбор для уединенных размышлений, - подал голос Катц, поправляя перчатки на руках, но пока не походя к иве и не планируя надевать сюртук, - однако оно достаточно широко, чтобы найти место, где в своем одиночестве можно не встречать собеседников. Эта ива значит для вас что-то особенное?
Голос волшебника был спокойным и вежливым. В нем не было никакой интонации, что ясно говорило: оскорблять своими словами Катц определенно не собирался.

Без музыки

Флоран Гаспар Гренье по своей энергии, которую излучал, многим казался ярким, многогранным и харизматичным человеком. К этому располагала и неординарная внешность француза, и выбор его профессии, и общность его страстей и интересов. Не увидеть в нем сильного мага, означало быть исключительно слепым в магическом плане. Теоретически, он должен был очень легко привлекать внимание и предпочитать его. По крайней мере, согласно большинству психологических законов подобные люди куда больше любили быть в центре общества, нежели вне его.
Конечно, всем так или иначе необходимо время от времени оставаться одним. Это физическая особенность человека: желание одиночества, восстановления сорванного окружающими личного пространства, создания новых невидимых щитов против чужих эмоций - просто снова вернуться в согласие с самим собой. Это естественная потребность, от которой иные люди пытаются отречься, и которую другие подчас возводят в ранг основной, что тоже не является столько уж правильным.
И все же французский волшебник казался Эзре скорее экстравертом. Возможно, именно поэтому для уединения он выбрал именно эту конкретную иву, рядом с которой он оказывался не один, в связи с тем, что то же самое дерево обычно выбирал для своих "уличных тренировок" Катц. Тогда все более или менее складывалось обратно в итоговую мозаику представления о профессоре ЗОТС.
И оно было бы так, если бы он не начал говорить. Возможно, куда правильнее было продолжить игнорировать наличие неподалеку тибетского волшебника, сохранить иллюзорную ауру загадочности вокруг собственной персоны, но нет. Мсье Гренье решил ответить.
И ответил, в итоге, так, что понять его смог бы далеко не каждый. Мало того, найти в этом миниатюрном монологе ответ на заданный вопрос оказалось бы для простого человека делом довольно сложным. Вместо того, чтобы сказать "Нет, дерево не особенное, а Вы мне нисколько не мешаете", внезапный собеседник Катца сообщил ему свое мнение относительно одиночества, чем почти привел Эзру в недоумение.
К чему была первая часть фразы было не совсем ясно. Скорее всего, профессор имел в виду, что его привлек сюда огонь, созданный Катцем во время тренировки. Но почему, в таком случае, вместо того, чтобы начать беседу (а сомнения в том, что заклинание, используемое восточным магом, не было знакомо Флорану, не было) о магии и огненной стихии в частности, мсье Гренье предпочел созерцать воду? Конечно, может быть, у него на то были свои мотивы, например, глубокая травма, нанесенная ему некогда в прошлом, которая теперь заставляет его каждый раз, как он взглянет на пламя, обязательно посмотреть на воду.
Впрочем, Эзра в подобный вариант не верил. Этот мужчина все еще не казался ему настолько изнеженной натурой, чтобы иметь подобного рода проблемы.
Дальше - хуже. Эзра никогда и ничего не имел против философских размышлений. Однако в ситуации, когда вопрос изначально не подразумевал под собой никакой метафизической подоплеки и заключал в себе лишь вежливый интерес "Зачем вы, уважаемый, нарушили мое уединение?" - но, кажется, французский волшебник этого не осознал.
- Никогда бы не подумал, что вас посещают такие мысли, - Эзра принялся аккуратно спускать рукава, - но вы не ответили на мой вопрос. Конкретно эта ива уже успела стать для вас чем-то своим, дорогим и особенным?
У него была еще пара минут до того, как он вернет рукавам изначальное положение, наденет сюртук и уйдет. В самом деле, если человеку нужно для уединения это конкретное дерево, то Эзра не станет мешать. Ему эта ива была просто удобной, но для него не будет проблемой найти какое-нибудь другое так же расположенное дерево в отдалении.
- Если так, то не хочу Вам мешать, - произнес он спокойно, не отвечая на пространные объяснения мсье Гренье подобным же монологом, - все-таки уединения гораздо проще добиться тогда, когда рядом никого нет.
В это время он уже спустил рукава, застегнул верно запонки и сам подошел к иве для того, чтобы снять с ветви повешенный на нее кремовый сюртук.

Kula Shaker – Peter Pan RIP

Привычка никогда не составлять мнения о человеке при первой встрече часто спасала Эзру от предвзятого мнения. Еще больше его спасало уникальное умение не составлять мнения и на вторую, и на третью встречу. Эзра предпочитал ожидать от человека всего до того момента, как он становится абсолютно изученным и понятным до крайности. Когда ты знаешь привычки и пристрастия человека, ты можешь определить не только то, как он поведет себя в стандартной ситуации в лабораторных условиях, но и полевой эксперимент не принесет тебе ничего неожиданного.
Только тогда Катц уже мог четко сказать, что он думает об этом человеке, и насколько он достоин беседы.
До того же времени мужчина проявлял практически хаффпаффское упорство в общении даже с теми людьми, разговор с которыми рисковал скатиться к праздному уточнению погоды и положения дел. Мужчина всегда считал, что любой разговор можно вывести из состояния неопределенности направления в куда более приемлемое, придавая ему куда больше значения, уменьшая размах праздности и увеличивая смысл.
Флоран Гренье вел себя странно для человека, часто общающегося с драконами. Возможно, сказывался тот факт, что от этих крупных волшебных рептилий профессор ЗОТС был на данный момент удивительно далеко. Возможно, энергия, которую даруют драконы своим "собеседникам" такова, что является практически наркотиком для человека. Это было бы неудивительно. Впрочем, свои встречи с драконами Катц ограничил двумя, одной из которых крайне удивил даже опытных драконологов. Однако он предпочитал о ней не вспоминать. Ни к чему. Тем более, сейчас.
Глубокая задумчивость, в которую ушел мсье Гренье, видимо, не дала ему сразу сообразить, кто и что у него вообще спросил. По крайней мере, так можно было объяснить бессмысленность и многосложность его предыдущего ответа.
Сейчас же все стало более четко и прямо, но...
- Вынужден с вами не согласиться, - легко из спокойно, без примеси какой-либо эмоции произнес в ответ на первые разумные реплики французского волшебника Эзра, - если бы общество другого человека не мешало мне в моих восточных магических тренировках, я бы не стал выбирать морозным вечером уединенное место на берегу озера, не находите?
Он был совершенно спокоен. В его голосе не было ни сарказма, ни намека на иронию. Казалось, ему было равнодушно то, что произнес до того Флоран. Но это было не совсем так. Сама формулировка "ваши восточные магические тренировки", как бы выразились магглорожденные знакомые Катца, "попахивала чистокровным снобизмом и пренебрежением". Однако Эзра снова сделал скидку на излишнюю задумчивость и общее состояние профессора ЗОТС и решил, что тот просто не раздумывал над формулировками вовсе. Это было странно для чистокровного, но вполне его оправдывало.
Катц снял с ветви свой сюртук и спокойно и плавно надел его.
Если бы мсье Гренье сразу обратился к нему, начал наблюдение за его действиями или хоть как-то иначе своим вниманием провзаимодействовал с тибетским магом, он бы нисколько не помешал тренировке. Но нарочитое равнодушие к чужому наличию рядом мгновенно выбивало из нужной колеи.
- Нет, - он качнул головой в ответ на вопрос француза, - это стандартное заклинание Lacarnium Inflamare, усиленное дополнительной магической энергией. Это позволяет создавать больший огонь и увеличивать длительность его горения. Плюс немного воли. Для удержания определенной формы. Не думаю, что вы не знали о возможности модернизации уже имеющихся заклинаний.
Правда, кое в чем Флоран был прав. Работе с волей мага учили мало в какой школе. Тибетская школа магии специализировалась на воле из-за особенностей творения чар. Но отчего-то Катц не был уверен, что мсье Гренье сможет понять это без дополнительных разъяснений относительно воли мага. Но навязывать эту информацию он не хотел.

Skafandr – White Noize

Очень редко в жизни Катца случалось такое, что разговаривать с человеком не то, чтобы было совершенно не о чем, а скорее просто не было смысла, по крайней мере, здесь и сейчас. То ли случайный собеседник был под действием чего-либо (заклинание, зелье - что угодно), то ли посчитал человека, с которым разговаривает, пустым местом или чем-то вроде этого. Так, словно этот человек не достоин прямого взгляда в глаза.
Эзра скептически посмотрел на иву. Ива определенно была не гремучая, а плакучая, как и положено ивам, растущим у берегов водоемов, и толщиной ее ствол так же определенно не отличался. Более или менее широкой в стволе разрастается китайская ива Матсуда, да и то это является редкостью. Но, конечно, если профессор Гренье считает, что это дерево широкое... каким же он считает, например, дуб?
После оценки дерева, тибетский волшебник плавно перевел взгляд на озеро, пытаясь понять, почему вместо того, чтобы создать для себя истинное уединение, выбрать иное дерево, уйти на другую сторону озера, его французский коллега выбирает иное: место, где уже находится посторонний человек. Вместо настоящего, он предпочитает иллюзорное. Это много говорит о личности человека.
Флоран Гренье повел себя как ребенок или же как какой-то домашний питомец: пришел туда, где кто-то уже был, демонстративно потоптался на этом месте, а потом не менее демонстративно устроился спиной к другому человеку, старательно делая вид, что этого человека здесь нет. Мол, вы мне не мешаете, и я вам тоже не мешаю. Это был неправильный подход. И если профессор ЗОТС хотел что-то этим доказать, то у него не вышло.
- Какой смысл создавать иллюзию, если есть возможность получить реальность? - спокойно осведомился Эзра, поправляя перчатки. Он готов был стоять около дерева еще максимум минуту. Больше оно того не стоило. Просто ответить на указанные слова, в очередной раз попытаться объяснить, в чем именно не прав был уже вроде как состоявшийся мужчина, - Вы правда считаете, что два человека не могут разойтись на достаточно обширной территории так, чтобы по-настоящему, - это слово он даже немного выделил интонационно, - не мешать друг другу? Мы ведь не находимся в запертой комнате, где действительно некуда деться друг от друга.
Наконец, время, проводимое около ивы, продлевать было уже нечем: сюртук надет, перчатки, воротник и полы поправлены, вопрос исчерпан, - и Катц спокойно закончил:
- Разницы в том, исполняется ли это заклинание с палочкой или без нее, нет никакой. Вопрос только в воле, - после чего он так же спокойно, без улыбки и лишнего взгляда, добавил, - не буду далее нарушать ваше уединение. Вам это дерево определенно важнее, чем мне. Всего хорошего.
Эзра Катц был из людей, которые, в принципе, способны развести разговор на абсолютно любую тему, поддержать любую беседу, однако все это касалось только ситуаций, когда собеседник просто не знает, что сказать еще, но имеет желание продолжать разговор. В случае с нарушившим уединение тибетского мага профессором Гренье все выходило иначе: будто французский волшебник чувствовал в Эзре противоборствующую силу и, как шкодливый мальчишка, просто пытался как-нибудь ему помешать, при этом сделав вид, что все нормально, и он тут пришел любоваться озером. Видимо, именно отсюда открывается самый прекрасный вид.
Что же, пусть так. Катц не имел желания мешать или отвечать на глупый выпад чем-то подобным. Он просто развернулся и направился обратно, к замку. Он продолжит свою тренировку в другой раз и, вероятно, в другом месте.