Dmitry Levin – Leaving Solaris

Прошедшее занятие было занятием по местам силы. Большую часть урока Катц тогда провёл, опустив взгляд в пол. Так было проще ему самому. Он иногда прикрывал глаза, иногда фокусировал взгляд на видимых ему одному магических энергиях учеников, но по большей части расслаблял свои глаза, чтобы дать им возможность отдыхать. Слишком много тренировок, конечно, шли на пользу его способности смотреть ровно на человека, но перенапрягали глаза, за что те определённо не были благодарны своему владельцу. Приходилось идти на уступки, и в условиях слишком большого количества объектов выбирать наиболее статичный: пол.
Но это не было важным. Для участников семинара важнее была даваемая информация. Тем более, что на этом занятии проходилась тема, обратная месту силы. Место слабости. А иногда важнее знать это, чем место, усиливающее твою магию. Мощные места слабости могут в достаточно крупных масштабах сковать волшебника в возможности колдовать. И иногда человек даже сам не понимает, насколько сильно может повлиять выбранное для колдовства места на его способность к чарам.
И этот семинар, как и другие, вызывал вопросы, которые приходили к ученикам уже после занятия, когда они уже достаточно обдумали информацию, проанализировали и собрались с мыслями. А иные участники семинара просто предпочитали не задавать вопросов прилюдно, уточняя то, что их интересует, при личном общении с профессором. Это чаще всего объяснялось тем, что их собственные вопросы казались им глупыми, а ответы очевидными, и многим просто не хотелось позориться перед другими.
Впрочем, сам Катц считал, что глупых вопросов не существует. И любой вопрос - это попытка человека понять информацию, которую ему предоставили. И это уже похвально. И если ты взялся преподавать, в твою задачу входит разъяснять любые сложности, которые возникают. Или помочь с ними справиться путем беседы и анализа.
На этот раз после занятия его на пути в комнату нагнал студент Рейвенкло, Монтгомери Моран, решивший уточнить несколько вопросов, которые ему, видимо, пришли за приёмом пищи. К слову, это довольно частое явление: процесс пищеварения очень здорово способствует процессу мышления. Поскольку дело было после ужина, Эзра пригласил студента в свою комнату, раз уж к тому времени они до неё уже успели дойти.
И первое, что встретило вошедших людей - это тёмное звездное небо, раскинувшееся за окном, в этой комнате занимавшем абсолютно всю стену напротив двери. Ставни сейчас были открыты, хотя для Эзры теперь это не имело никакого значения.
Он легким и привычным жестом руки зажёг свечи в канделябрах по бокам от удобного гостевого кресла и следующим жестом пригласил Монтгомери присесть и уже после этого задать свои вопросы.
- Надеюсь, вы позволите мне некоторую фамильярность, - произнёс он, снимая с светло-бежевый с едва заметным розовым отливом длиннополый сюртук и немного распуская бордовый в цвет брюкам и жилету шейный платок. Сюртук по воздуху отправился в шкаф, а сам профессор, закатывая рукава сорочки того же цвета, что и сюртук, но при этом оставаясь в кремовых кожаных перчатках, прошел к собственному привычному месту, остававшемуся в полутьме даже тогда, когда он был зряч.
Два угловых кресла, образовывавших его диван, являвшийся и "спальным" местом и для занятий медитацией, привычно стоял в центре комнаты, так что его было не так трудно найти. Тем более, что пространство комнаты своей Эзра уже досконально изучил.
Он сел пока на одно кресло, а не в центр, как сделал бы это, если бы был один. Но нет, все же кремовых лаковых туфель для более удобного расположения на кресле в привычной для медитаций позе лотоса он снимать не стал.
- Итак, что Вас беспокоит, мистер Моран? - задал свой вопрос первым Эзра, готовый выслушать и сразу же разъяснить необходимые понятия.

После того воскресного происшествия больше на уроках другой магии Пенелопа не появлялась. Хотелось бы соврать – другим в общем-то они и врала, - что дело в глобальной занятости, других планах и прочих, несомненно уважительных обстоятельствах, позволяющих не ходить на этот и без того не обязательный предмет.
Но вот врать себе Пенелопа никогда не умела. Поэтому сама она чётко знала, что истинная причина была в другом: в первый раз за всё время своего обучения в Хогвартсе она столкнулась с угрозой смерти. Да и в первый раз в жизни. Подвергать себя подобной опасности во второй раз не было никакого желания. Что вступало в противоречие с интересом к изучаемому на этих занятиях предмету. Как нарочно, такому, что не прочитаешь сама в библиотеке, а о практике и вовсе говорить не приходится.
Поэтому Пенни выжидала. После каждого занятия, прошедшего с того воскресенья, она напряжённо высматривала в Большом зале тех, кто, как она знала, посвятил субботний вечер уроку с мистером Катцем. Что же, пока все живы и даже здоровы – не сравнить с тем разом. Наверное, именно этот факт придал ей уверенности вернуться.
Но просто так заявиться на очередной урок она не могла. Даже понимая, что профессор вовсе не будет возражать. Выглядеть в глазах других студентов дурой, не понимающей, что происходит, она не хотела. И возиться конкретно с ней никто не будет – там всё же не индивидуальные занятия. Поэтому было решено восполнить пробелы в знаниях индивидуальной консультацией у преподавателя. Никто ей эту консультацию не назначал, да она и не просила. Просто знала, что Эзра Катц – один из немногих учителей, к которому можно придти едва ли не в любой время суток. Неужели ему так нравится учить детей, что он готов заниматься этим и в свободное время? Или слухи о его радушии врут?
Размышляя над этими важными сейчас вопросами, Пенни останавливается в коридоре перед комнатой мистера Катца. Куда она направилась сразу после ужина. Заносит кулак над дверью и, вобрав в грудь воздуха для смелости, отчётливо стучит два раза. После чего мгновенно поворачивает ручку и открывает дверь, входя – это происходит быстрее, чем она успевает подумать о неуместности и невежливости такого вторжения.
… И оказывается на улице. По крайней мере, так она думает в первую секунду, глядя на звёздное небо прямо перед ней. Когда первый шок проходит, становится ясно, что это лишь большое панорамное окно. Звёзды на фоне ночного неба кажутся особенно яркими, когда стоишь в этой погружённой в полумрак комнате. Пенелопе требуется практически сознательное усилие, чтобы оторваться от них и, наконец, посмотреть на хозяина комнаты, устроившемся в одном из угловых кресел, по какому-то недоразумению оказавшихся посреди комнаты. И на его гостя. Честно говоря, на фоне всего окружающего великолепия – Пенни не уверена, подразумевает она под этим словом прекрасный вид из окна или одетого с тем же безупречным вкусом, что и всегда, учителя, - посетитель просто теряется.
- Добрый вечер, - обращается она ко всем разом и ни к кому конкретно. – Кажется, я не совсем вовремя. Наверное, я зайду в другой раз? – её фраза звучит вопросительно, а в паре фраз она умудрилась наполнить словами, показывающими всю её неуверенность. Всё это дополняется нервным жестом, которым она проводит по волосам, забранным в идеально зализанный высокий хвост и открывающим полное лицо девушки. Она замирает в ожидании вердикта и, за неимение сумки, оставленной перед ужином в спальне, теребит край форменной мантии.