Уильям Чарлз Джонсон

Этот год для мужчины начался с полной катастрофы. Школу, в которой он преподавал, наводнили иностранцы, так ужасно разговаривающие на его любимом и родном английском языке! Это было ужасно, ведь многие забывали даже самые элементарные правила, не говоря уже об этих акцентах, которые портили всю ту кристальную чистоту прекрасного языка Великой Британии. Профессор Джонсон уже раз ходил жаловаться и предлагать некоторое решение проблем Минерве МакГонагалл, говоря о том, что просто необходимо включить часы факультативов английского языка для приезжих, которые учатся на шестых и седьмых курсах. Ведь его просто брал ужас, когда эти дети начинали в его присутствие Так выражаться. Уильяму даже стали сниться кошмары, что его не радовало, ведь прошло всего лишь одиннадцать учебных дней, а силы набранные за лето канули в пропасть.
Кроме отношения приезжих к языкам, Джонсона очень сильно гневило то, что многие из эти деток были либо чистокровными (что сразу включало следующий пункт), либо с таким самомнением, которому позавидовал бы и сам Вол-де-Морт (конечно этого имени профессор вслух никогда не произносил). Многие из них не признавали авторитета преподавателей, особенно тех, кто, как и Чарлз вели общеобразовательные предметы. Ладно, пускай он привык к тому, что некоторые профессора над ним подшучивали и косо смотрели, но дети! От них от такого точно не потерпит.
И самым главные "ужасом" в этом списке стал чистокровный юноша, приехавший из Египта. С этим маленьким отродьем ада мужчина встречался достаточно мало, ведь тот учился уже на шестом курсе, но при первой же встрече пары фраз хватило, чтобы Джонсон понял, что имеет дело с малолетней чистокровной выскочкой, которая еще и пытается что-то из себя представлять. Этот блондинистый пацаненок посмел обратиться к нему, всия Британии английского языка, на "ты". Мало того, профессор точно знал, что именно этот ученик оживил ту чертову крысу, которая скакала у него по столу сегодня утром. О том, что Мишель Ру из рода некромагов, Чарлз узнал сразу после первой встречи, решив подробнее ведать с кем имеет дело. Происхождение плюсов мальчику не добавило.
Труп этого несчастного животного, оскверненного некромагическими ритуалами после смерти, Уильям принес декану Слизерина, попросив со всем разобраться и утихомирить пыл наглого мальчишки. Рассудительный Блишвик принял все к сведению и сказал, что разберется. Но уж Джонсон знал этот змеинный факультет, где все не то чтобы горой друг за друга, но точно живут на компроматах и подставах каждого. Наверное и дружбу друг друга они покупают. Поэтому мужчина решил разобраться сам, конечно же сняв баллы с зеленого факультета.
- Ты то мне и был нужен!,- надвигаясь словно туча на мальчика с собачкой,- Как ты посмел такое сделать? Пошли к декану, он разберется,- хватая Ру за плечо.

Уильям Чарлз Джонсон

Этот мальчишка выходил за все рамки дозволенного, что дико раздражало такого чистолюба, как Уильям Чарлз Джонсон. Даже больше, чем просто раздражало, оно выводило из себя, а выходить из себя мужчина не любил. Держать все под контролем, быть выше всех, прекраснее, сильнее, снисходительнее - именно таким он всегда представлял себя. Но со стороны преподаватель английского языка выглядел совсем иначе, чего упорно не замечал, веруя только в единственное правильное мнение - свое.
- Да как ты смеешь, мальчишка. Что это за обращения на "ты"? Я тебе не друг соратник, а старший и тот кто может тебя научить уму разуму, а не чему ты там сам учишься,- впрочем Уильям убрал руку от плеча мальчика, брезгливо слизеринца от себя оттолкнув. На секунду профессору показалось, что Ру оброс грязью и это было так мерзко, что касаться такого уж точно никак не хотелось. Мужчине ужасно хотелось вымыть руки и он бы об этом и думал, если бы не слова ученика, который признался в том, что это был он виноват во всех бедах.
- Так значит ты сознаешься? О Боги, что за детей носит земля. Зачем надо было издеваться на бедным животным?,- всплеснув руками и сильно хмурясь, от чего его светло-голубые глаза казались более темными, словно охваченными туманом,- Не порок? Да твой разум извращен, так что его стоит промыть и очистить, чем я и порекомендую заняться декану вашего факультета,- брезгливо фыркая,- А пока я просто сниму со Слизерина двадцать баллов за отсутствие уважения, остальное наказание назначит профессор Блишвик, раз вы сознались в применении таких темных искусств, что запрещено в нашей чтящей традиции школе,- довольный тем, что произошло, Джонсон даже не собирался тащить это грязное во всех смыслах существо к декану, пусть он сам разбирается со своими учениками, а уж Уильям проследит за результатом и только в том случаи, если тот его не устроит, он пойдет устраивать собственные разбирательства.

Хотя Скорпиус старался держаться вежливо с преподавателями и сохранять какое-то подобие нейтралитета со всеми остальными, он привык к столкновениям с теми, кто относился к нему предвзято и отрицательно. Подобное мнение зачастую не имело под собой никаких оснований, и после таких встреч оставался неприятный осадок, который, впрочем, Малфой старался игнорировать.
Скорпиус никогда не утруждался попытками, обелить себя в чьих-либо глазах. В особенности, если обвинения казались ему не столько безосновательными, сколько глупыми. Его не любили за высокомерное поведение, за то, что он распределён на Слизерин и даже за фамилию. Будучи Малфоем — волшебником, чья семья выступала на стороне Тёмного Лорда во время магических войн, Скорпиус привлекал к себе лишнее внимание уже тем, что не скрывал своего отношения к грязнокровкам. Профессор Джонсон не любил его просто за то, что он учился на Слизерине и ещё по десятку мелких причин, понять которые юноше было не дано.
Скорпиус окатил профессора взглядом, полным ледяного презрения. «Мразь», — мысленно припечатал он, подавляя волну гнева. Он вполне терпимо переносил личные оскорбления, но по-прежнему злился, когда вспоминали его семью.
— Понятия не имею, о чём вы говорите, профессор Джонсон, — с самым любезным видом ответил Скорпиус. — Если вам угодно, вы можете ознакомить профессора Блишвика со своим мнением. Я уверен, ему будет интересно узнать, по какой причине вы сняли с его факультета баллы, и я, разумеется, ознакомлю его со своей версией событий, — юноша улыбнулся, но мягкость его слов не сочеталась со злым выражением глаз.
— Вы, должно быть, знаете, что старосту утверждает не профессор Блишвик, а директор МакГонагалл. Если вас не устраивает моя кандидатура, вам стоит обратиться напрямую к ней, — произнёс юноша, едва сдерживая своё презрение. — «Быть может, ей надоест постоянно слышать твоё нытье и она, наконец, уволит тебя. Уверен, волшебников-неудачников, жаждущих преподавать, хватает. И кто-нибудь должен знать английский язык».
Скорпиус надеялся на скандал, который бы помог сорвать плохое настроение, но в итоге не получил никакого удовлетворения. — «Слишком стар, самодоволен, мелочен и глуп», — подумал он и с раздражением перевёл плечами, словно скидывая с себя впечатления от этой встречи. Только после этого Скорпиус посмотрел на Мишеля. Египетское высочество, к этому времени уже полностью взяло себя в руки и о недавнем гневе почти ничего не говорило.
— Хорошая собака, — тоном, в котором примешивалось любопытство, заметил Скорпиус. Шаги Джонсона стихли вдали, и он уже не мог их слышать, но юноша всё равно говорил негромко. — Любая другая на её месте бы бросилась и была бы неправа. К сожалению, в моей стране много предрассудков, касающихся магии. Две войны сильно повлияли на волшебное сообщество и оно до сих пор находится в страхе, — Скорпиус усмехнулся, вспоминая уже даже не Джонсона, а собственного отца.
— Профессор не был прав, обвиняя тебя, но нападение на преподавателя кончилось бы серьёзным наказанием вплоть до отчисления и поставило бы под вопрос дальнейшее сотрудничество Хогвартса с Амаунет, — произнёс Скорпиус, глядя на юношу слегка склонив голову. — Не хочешь навестить профессора Блишвика и сообщить ему о том, что Джонсон угрожал тебе насилием? Я подтвержу, что видел и слышал его угрозы.

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2014-02-26 04:32:51)

— Зависит от того, что ты в итоге хочешь получить от этой ситуации, — ответил Малфой. — Он толкнул тебя и угрожал. Это можно представить по-разному.
«Словно бы маленькому ребёнку объясняю», — мысленно вздохнул староста Слизерина. Он продолжал с нескрываемым любопытством смотреть на Мишеля, и отметил то, в какой последовательности и как тот предпочёл ответить. Сам Скорпиус миролюбивостью не отличался и так просто подобное поведение Джонсону спускать бы не стал. В словах профессора ощущалась вполне реальная угроза. Скорпиусу тот факт, что Джонсон пытается настраивать против него весь преподавательский состав, показался бы очень неудобным.
— Глупо, — кивнул Скорпиус, — но эта ситуация вряд ли изменится в ближайшие годы. Впрочем, возможно, что именно программа обмена опытом поможет посмотреть на этот вопрос иначе.
Помогать Мишелю необходимости, на самом деле, не было. По крайней мере, Скорпиус этой необходимости не чувствовал. Даже если факультет пострадает от баллов, которые были отняты Джонсоном, он может попробовать оспорить их начисление даже без прямой помощи «египетского величества». Ему понравилось то, как быстро Мишель нашелся и поддержал его слова. Ситуацию это полностью не спасло, но вновь, как и на семинаре, возникло ощущение понимания. Но конкретно сейчас Малфой ничего подобного не чувствовал. С уходом Джонсона — объекта их солидарности, — разговор словно бы утратил какой-то баланс.
«Любопытно», — подумал Скорпиус, вновь мазнув взглядом по собаке. По большей части, Мишель Амон Ру был знаменит именно из-за неё. У многих учеников в школе были животные. В основном, совы, жабы или крысы — те, кого можно использовать как почтальона или как материал на занятиях по трансфигурации. Нередко встречались и кошки — просто приятные кому-то любимицы. Собаки, тем более, охранной, чтобы она следовала за хозяином везде, не было ни у кого.
Намеренно или нет, Мишель вынуждал окружающих соблюдать с ним дистанцию, и это Скорпиусу, пожалуй, не нравилось. Нельзя было сказать, что он не любил животных, но охранная собака как-то не побуждала к тому, чтобы делать какие-то шаги навстречу, а ощущение, будто его пытаются таким образом ограничить, раздражало Скорпиуса.
«Но если подумать… у меня тоже есть собака», — неожиданно мелькнуло у него в голове, и Скорпиус улыбнулся этой мысли. Собака у него была маленькая, летающая, фруктоядная и никаких охранных функций не выполняла, но происхождение имела египетское. Очередное, пускай, и подтянутое сходство показалось ему забавным.
— Конечно, не напал бы, — всё с той же улыбкой согласился Скорпиус. «В любом случае, именно этой версии лучше держаться». — Позволь задать тебе один вопрос: у него, действительно, есть что-то такое, что он может предъявить декану или директору?

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2014-03-20 03:44:30)

— Это сработает только в случае, если никто действительно не будет использовать тёмную магию в гнусных целях, — Скорпиус пожал плечами. Поверить в то, что десятки студентов, так или иначе, владеющих нелегальной в этой стране магией остерегутся использовать её, было также сложно, как поверить в то, что ни один из студентов не привёз в школу навозную бомбу. Дети оставались детьми. Даже невинная шалость может привести к трагедии, а обратная сторона тёмной магии не отличалась особой невинностью и безопасностью.
«Мы стоим только в самом начале пути к большим переменам», — подумал Малфой, словно бы репетировавший вступительную речь. Он не очень верил, что практика одного года может изменить десятки лет предрассудков. Будь у него больше времени и соответствующая цель, быть может, с этим и можно было что-то сделать, но цели Скорпиуса выходили за рамки одной школы.
— Я предлагал мисс Раду организовать какой-нибудь семинар, на котором наши студенты могли бы познакомиться с некромагией, узнать о ней что-нибудь настоящее, чтобы избавиться от предрассудков, — сообщил Скорпиус. Ему ещё тогда понравилась эта мысль: ввести практику официальных семинаров по тёмной магии и некромагии, в рамках обмена опытом и знаниями с другими школами. С течением времени подобная практика позволила бы легализировать клуб, организованный Малфоем в прошлом году.
Скорпиус покрутил эту мысль её у себя в голове, представляя, как пишет объёмные опусы о пользе и необходимости полного образования, как убеждает родительский комитет и преподавательский состав, как добивается разрешения директора. Подобная роль ему совсем не подходила в виду отсутствия терпения, вспыльчивого характера и отсутствия достаточного количества времени, но, если вдруг ситуация не изменится в ближайшие десять или двадцать лет, он вполне может попробовать воздействовать на неё уже из родительского комитета.
Перспектива биться за своего ребенка, которого ещё не было, не удивляла Скорпиуса и не казалась неестественной. Юноша был воспитан с мыслью о необходимости продолжения рода и знал, что жениться ему нужно, нужно завести детей и воспитать их. Конкретно сейчас этого Скорпиусу не хотелось, но лет через пять, как сознательный наследник древнего аристократического рода, он выполнит свои обязанности без каких-либо сожалений или печальных мыслей.
— Дело даже не в тебе. Джонсона, — фыркнул Малфой, скептически скривив красивые губы, — оскорбляет само существование Слизеринского факультета, тёмной магии и иностранцев, которые недостаточно хорошо, по его мнению, говорят на дорогом ему языке. Он стар, — пожал плечами Скорпиус. В его глазах возраст, не идущий рука об руку с опытом и мудростью, был большим недостатком, — и, похоже, выживает из ума.
Скорпиус вновь внимательно посмотрел на блондина, приехавшего из Египта.
— Идём в гостиную? — спросил он. Повторять своё предложение навестить декана, Скорпиус не стал. Он не был настолько любезным, чтобы делать его по доброте душевной, и не хотел казаться слишком навязчивым из-за каких-то баллов. Конечно, Малфою хотелось победить в школьном кубке, и со своей стороны он делал всё необходимое для этого, но не перегибал палку и фанатичностью не отличался.